МАРКСИСТСКАЯ ТЕОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ КАПИТАЛИЗМА

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

http://oktober1917.narod.ru/marxteor0123.htm

 

 

Так называемая купля-продажа "труда"

РАБОЧАЯ СИЛА
ТОВАР РАБОЧАЯ СИЛА
ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ
СТОИМОСТЬ

Цена товара рабочая сила

ОБМЕН РАБОЧЕЙ СИЛЫ НА ДЕНЬГИ
ПРОИЗВОДСТВО ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ
ТРУД
ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ ТЕНДЕНЦИЯ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА
   ВОЗМОЖНОСТИ УВЕЛИЧЕНИЯ ПРИБЫЛИ

Увеличение массы прибыли

Увеличение нормы прибыли

   КОНКУРЕНЦИЯ
МОНОПОЛИЯ
КЛАССОВАЯ БОРЬБА
ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ КЛАССЫ

Официальная классификация

Марксистская классификация

ТРИ ОТРЯДА РАБОЧЕГО КЛАССА
ВЛИЯНИЕ МОНОПОЛЬНОЙ ЦЕНЫ НА ОБЩЕСТВЕННЫЕ ПРОЦЕССЫ
БЮРОКРАТИЗМ
СТРУКТУРНЫЕ СДВИГИ В ПРОИЗВОДСТВЕ И ПОТРЕБЛЕНИИ
ОБЩАЯ СХЕМА ЦИКЛА КОНДРАТЬЕВА
ВОЛНЫ ОБНОВЛЕНИЯ ПОСТОЯННОГО КАПИТАЛА
СТРУКТУРНЫЕ СДВИГИ В ПОТРЕБНОСТЯХ РАБОЧЕЙ СИЛЫ
МЕЛКИЙ БИЗНЕС В ТЕЧЕНИЕ ЦИКЛА КОНДРАТЬЕВА
ОБЩЕСТВЕННОЕ СОЗНАНИЕ В ТЕЧЕНИЕ ЦИКЛА
ТЕНДЕНЦИИ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ
АБСОЛЮТНАЯ МОНОПОЛИЯ КАПИТАЛА
Сущность советского государственного строя
ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ АБСОЛЮТНОЙ МНОПОЛИИ
ГЛАВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
ДЕЙСТВИЕ ЗАКОНОВ ЭКОНОМИКИ В СОВЕТСКОМ ПРОИЗВОДСТВЕ
ЛОГИКА ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ
ОЧЕРК ПРОИЗВОДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ СОЦИАЛИЗМА

Отношения собственности

Форма рабочей силы и дохода

Конкуренция при социализме

Главный принцип управления

Трудовые отношения

Распределение

Пай и трудодень

Аккордный метод

Коэффициент трудового участия

Подход к определению количества умственного труда

Обновление основного капитала

САМОУПРАВЛЕНИЕ

МАРКСИСТСКАЯ ТЕОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ КАПИТАЛИЗМА

Так называемая купля-продажа "труда"

В жаркий летний день, выпив кружку пива, Трус сказал – "Жить хорошо!" На что Балбес вполне по философски заметил – "А хорошо жить ещё лучше ." Чтобы хорошо жить, надо иметь деньги. Чтобы иметь деньги, надо что-то продать. Когда есть что продать, красиво жить не запретишь, а когда продать нечего, приходится, как говорят капиталисты и их экономисты – продавать свой труд.

Если бы это было так, то нечего было бы и огород городить – я продаю, и даже не продаю, а от доброты душевной отдаю бесплатно свой труд, а вот продукт труда, забираю себе.

Здесь, капиталисты и их экономисты, демократы и либералы, правые и неправые, а также все прочие фанаты, любители и защитники свободного рынка, скажут – "Э-э-э, приятель, а сыръё, энергия, а инфраструктура, комплектующие, расходы на менеджмент и НИОКР, и прочее, прочее, прочее. Отвечаю – не надо считать меня глупее активиста КПРФ с портретом вождя, на всё такое отдаю из доходов сколько следует. Ясно, что капиталисту труд и даром не нужен, ему нужен продукт труда.

Так называемая "продажа труда", служит в буржуазной экономической теории одним из краеугольных её положений. Однако, не будучи бездумными приверженцами всякой теории, рассмотрим её как следует. А заодно следует дать изложение марксовой проработки тех факторов, по которым оценивается любой товар, в том числе, и принятый в буржуазной политэкономии "товар" труд. Ведь если по ихнему труд продается и покупается, то он также становится "товаром". К тому же, у всех критиков марксизма, по этому пункту, как и по всему марксизму, сплошь и рядом абсолютное незнание предмета. Да и не только у критиков, но и у подавляющего большинства записных марксистов.

Однако, мы не просто отвергнем недалекие постулаты буржуазной политэкономии, а рассмотрим так называемый "товар труд" с её позиций. Если труд является товаром, то стало быть, он должен быть уже произведен и материализован в каком-то виде. И вот этот материализованный труд, рабочий приносит капиталисту и говорит – "Покупай мой труд!" Тут приверженцы буржуазной политэкономии скажут – э-э, батенька, труд является "специфическим", "особенным" товаром, который покупается заранее, и даже не труд покупается, а процесс труда! И так далее, и тому подобное. Здесь от апологетов "свободного рынка" можно наслушаться масы толкований о сути "товара труд", смысл которых сводится к одному – подогнать труд под определение товара, естественно, только на словах, так как реальная суть труда полностью противоречит ихней "навуке".

Ну, на словах можно объявить что угодно чем угодно - я могу провозгласить себя Папой римским или космическим пришельцем, контактером внеземных цивилизаций, и прочая. Естественно мне никто не поверит и воспринимать меня будут таким, каков я в реальности. Вот и мы, усмехнувшись над глуповатыми попытками буржуазных "вученых" приписать труду свойство товара, посмотрим, каков же он не на словах, не в лекциях профессоров от экономики пичкающих этой лабудой студентов, а на деле, в реальности жизни. Настоящая наука должна изучать все таки реальность, а не выдумывать того, чего нет на самом деле.

Труд – это прежде всего процесс производства всякой полезной для человека вещи. Процесс продать или купить невозможно, поскольку сам по себе он никому не нужен. Кто купит процесс производства электроэнергии или процесс производства шестерни? Такое возможно только в учебниках современной "навуки экономикс", но в реальности не купит никто. Вот продукт труда – шестерню или электроэнергию, продать можно, их купят, ежели предложить выгодные условия.

Таким образом, труд не может быть товаром, а потому не может ни продаваться, ни покупаться. Мы здесь, ради экономии времени и места, не будем рассматривать другие аргументы, навроде тех же попыток обосновать мифическую "цену" труда или способы его измерения в целях той же оценки, вся эта чепуха только для обоснования и оправдания капиталистической эксплуатации.

РАБОЧАЯ СИЛА

Вместе с тем, труд – это материальный процесс, физически материален, а потому, как и у всякого процесса, для его существования, для его движения и развития нужна побудительная сила. И так как эта сила проявляется только в труде, мы по традиции оставим за ней термин рабочая сила. Ведь если продается и покупается не труд, то что-то другое, и здесь мы опять рассмотрим акт так называемой "купли-продажи труда".

Итак, получается, что капиталист покупает, а пролетарий (здесь всё равно кто он - работник умственного или преимущественно физического труда) продает свой будущий труд. Но тогда в этом случае этот будущий труд должен быть измерен в количестве и оценен в деньгах достаточно точно. Труд в количестве от сих до сих стоит столько-то, и ни копейки больше или меньше. Однако в действительности, ни о каком точном обусловливании количества труда нигде и никогда речи нет. Везде и всегда разговор и договор обусловливается только лишь рабочим временем, в течение которого наемный работник должен трудиться. Стало быть, так называемый "будущий" труд являет себя здесь только лишь как потенциал, который будет развернут и приложен только в будущем. И так как труд не существует отдельно от работника, то в этом акте купли-продажи потенциальный будущий труд существует только в качестве способности человека к труду, которая будет приведена в действие в будущем. И потому получается, что наемный работник продает свою способность к труду.

Однако, и способность к чему-либо нельзя ни купить, ни продать, способность можно только приобрести в обучении или утратить от бездействия. Способность к труду существует сама по себе с самого рождения человека, даже когда у него сил трудиться, и купля-продажа способности трудиться не прибавит силы в труде. В акте купли-продажи от товаровладельца отчуждается товар покупателю, а способность нельзя отнять, её можно только утратить. А потому купля-продажа способности возможна только на определенное время, естественно, с её обладателем – наемным работником.

Но, как мы знаем по собственному опыту, после купли-продажи способности к труду, когда уже капиталист становится хозяином твоей способности трудиться, опять же речи нет о какой-либо способности к труду. Проданная способность к труду не подразумевает какого-либо количества труда, а означает только саму себя, способность. Тогда как капиталист, будучи хозяином твоей способности к труду, стремиться выжать из тебя как можно большее количество труда за оговоренное рабочее время. А количество труда означает не высокое качество способности к труду, а только лишь его массу. А чтобы увеличить количество труда, надо применить, включить в действие, большее количество побудительной силы, которая будучи собственностью работника только и может быть рабочей силой. Следовательно, в акте купли-продажи отчуждается на оговоренное время наемным работником, и присваивается капиталистом, рабочая сила.   И потому товаром является не труд, а рабочая сила, которая продается и покупатся не насовсем, а на определенное рабочее время.

ТОВАР РАБОЧАЯ СИЛА

Допустим всё таки, что капиталист покупает труд. Например, труд в течение 8 часов за которые производится 8 шестеренок, и за которые капиталист платит рабочему по рублю за штуку. В итоге – 8 рублей за смену. Рабочий, стремясь побольше заработать, стал делать 10 шестерен за смену. Количество труда увеличилось и тогда капиталисту придется платить 10 рублей за смену. А зачем платить больше, когда при найме, оговорив только продолжительность рабочего времени, а не количество труда, то есть, фактически купив на определенное время рабочую силу, и всем известными способами заставить рабочего делать 12 шестерен за смену, а платить при этом те же 8 рублей. Что выгоднее покупать капиталисту – восьмичасовой труд в определенном количестве продукта труда, или рабочую силу на 8 часов? Ответ совершенно ясен.

Но кроме того, рабочая сила, будучи неотъемлемой от человека, имеет относительно его свои определенные свойства. В отношении к человеку мы не можем рассматривать её с возрастных, половых, национальных, или расовых точек зрения, а только с биологической, и конкретнее – с физиологической точки зрения:

"Под рабочей силой или работоспособностью мы понимаем совокупность физических и духовных способностей, которыми располагает конкретный организм, живая личность человека, и которые пускаются им в ход всякий раз, когда он производит потребительные стоимости ." (Карл Маркс, «Капитал», том 1, глава 4)

Рабочая сила жизненно необходима, так как не будь её, человек не имел бы средств существования. Сама природа определила для человека его разум и его рабочую силу как инструмент и способ добычи средств существования. Поэтому физиологически, рабочая сила находится под контролем инстинкта самосохранения, и он следит не только за её наличием, но и за её сохранностью. Ведь процесс труда – это внешнее проявление действия рабочей силы. За всяким процессом стоит движущая его сила. Как и во всяком материальном процессе, в процессе труда затрачивается рабочая сила. Закон сохранения материи и энергии действует везде и всегда. Продукт труда представляет собой не только определенное количество какого-либо природного или искусственного материала, но и материализованную рабочую силу, которая была затрачена на его производство. И если рабочая сила не будет воспроизводиться, то возникает угроза жизни индивида, а потому включается в действие инстинкт самосохранения, который требует предпринять любые меры для исправления неблагоприятной, мягко выражаясь, ситуации. Стало быть, как на процесс труда, так и на процесс производства и экономику в целом, оказывают влияние физиологические факторы, присущие организму собственника рабочей силы – наемному работнику.   

Таким образом,   не труд, а рабочая сила становится   товаром, и как всякий товар приобретает все свойства товара – потребительную стоимость, стоимость, и цену.

ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ

Прежде всего, всякий товар выступает в свойстве продукта труда. Просто так, без какой-либо нужды и без пользы, никто не будет трудиться, и потому всякий продукт труда производится только потому, что он приносит какую либо пользу, и потому производится для потребления. С этой стороны, всякий продукт труда прежде всего и в первую очередь является потребительной стоимостью. Поэтому свойство полезности продукта для удовлетворения человеческих потребностей, делает его потребительной стоимостью.

Отсюда следует, что потребительной стоимостью могут обладать не только продукты труда, но и вещи, данные природой; вещи, не созданные трудом. Как, например, воздух, вода, лес, земля, и т.д. То, что под влиянием товарно-денежных отношений они также становятся товаром, не отменяет их изначального свойства потребительной стоимости.

Точно также и товар рабочая сила имеет полезность и потому является потребительной стоимостью. Полезность её состоит, конечно же, в том, что рабочая сила может создавать стоимость. Полезность, и значит потребительная стоимость всякого товара определяется потребителем. И поскольку один и тот же товар имеет для каждого потребителя различную степень полезности, то и потребительная стоимость одного и того же товара имеет различную величину для каждого потребителя.

СТОИМОСТЬ

Однако, оперирование только лишь потребительными стоимостями продуктов труда в реальности жизни просто невыгодно. Каждому их нас электролампа также необходима и полезна, как и холодильник, а потому обмен лампочки на холодильник может произойти только под какой либо формой явного или косвенного насилия.

Из реальности мы можем определить, что каждый продукт труда обменивается в различных пропорциях на другие продукты труда. Меновая стоимость какого-либо продукта труда остается неизменной независимо от того, в каком продукте труда выражается. Стало быть, меновая стоимость представляет собой выражение какого то свойства продукта труда, отличного от свойства потребительной стоимости. То есть, в основе обмена лежит такое свойство продуктов труда, которое не является ни свойством потребительной стоимости, ни свойством самого продукта труда в пользе для конкретного потребителя.

Следовательно, продукты труда здесь становятся даже не потребительными стоимостями, а только лишь продуктами труда. И в этом своем свойстве как продуктов труда, они имеют общее для них свойство продукта абстрактного человеческого труда, который заключен в труде любой спецификации, или, специальности. И в этом своем свойстве продукта абстрактного, или безотносительного труда, они могут быть равны или различаться только по рабочему времени, необходимого для их производства, которое Маркс назвал общественно необходимым рабочим временем для производства данного товара. И именно это общественно необходимое время определяет стоимость продукта труда. Стоимость, таким образом, это не цена товара, а абстрактная субстанция, величина которой не зафиксирована где-либо в каких-то единицах или в какой-то валюте, стоимость – это как сила, которую никогда нигде не видно и не слышно, но действие которой можно видеть и ощущать.

Товар рабочая сила тоже приобретает стоимость, поскольку хоть и человек рождается уже со способностью к труду, однако, не имея рабочей силы. От рождения никто не имеет навыков и знаний в какой-либо специфике труда, поскольку рабочая сила должна быть произведена, что и делается в семье, школе, ПТУ, техникуме, институте, и т.д. Думается, не надо доказывать, что рабочее время, необходимое для производства рабочей силы с вышим образованием больше, чем рабочее время, необходимое для производства рабочей силы со средним уровнем образования. Соответственно, стоимость рабочей силы с высшим образованием выше стоимости рабочей силы со средним образованием.

Рабочая сила потребляется в труде и должна воспроизводиться. Поэтому кроме стоимости производства, в стоимость рабочей силы включается стоимость её воспроизводства. Следует заметить, что сфера воспроизводства рабочей силы включает в себя не только отдых на диване после работы и рыбалку, но также и воспитание детей.

Таким образом, стоимость производства рабочей силы величина постоянная, поскольку произведена до потребления товара рабочая сила, тогда как стоимость воспроизводства величина переменная, и зависит от количества рабочей силы, затраченной в труде. Что касается величины стоимости рабочей силы, то здесь нет нужды повторяться открывая то, что открыто Марксом, а потому можно только сказать, что величина стоимости рабочей силы сводится к стоимости определенной суммы средств существования, которая должна удовлетворять исторически достигнутые материальные и духовные потребности собственника рабочей силы.

Цена товара рабочая сила

Цена товара рабочая сила не выступает на рынке рабочей силы в своей истинной непосредственной форме. Не каждому рабочему капиталист скажет – мол, общий уровень зараплаты на других предприятиях по твоей специальности столько-то рублей, а потому ты будешь получать не больше этого, а уж сколько я из тебя выжму труда, - это уже мое дело, которое зависит от моего умения эффективной эксплуатации. Превращение цены рабочей силы в зарплату подробно рассмотрено Марксом и с тех пор ничего не изменилось. На практике применяются две основные формы представленя цены рабочей силы заработной платой и их комбинации – сдельная и повременная оплата труда. При сдельщине сформировавшуюся цену рабочей силы капиталист делит на количество операций или штук изделий, которыеможет делать рабочий за рабочий день или месяц. При повременке обычно цена рабочей силы делится на две составляющие – тариф, который бывает на уровне минимальной цены рабочей силы, а остальная часть идет на выплаты за выполнение установленных норм выработки.

Цена товара формируется соотношением платежеспособного спроса и предложения. Что касается потребительских товаров, то здесь всё достаточно просто – предложение товаров, а значит и объем их производства, устанавливается на таком уровне, который обеспечивает среднюю норму прибыли. Но товар рабочая сила – это не кухонная посуда или кофточки, производство которых можно сократить или увеличить в зависимости от величины платежеспособного спроса. Производство товара рабочая сила определяется динамикой воспроизводства рабочего неселения, а потому по логике законов рынка, при малейшем падении спроса на рабочую силу, цена её должна падать до нуля. Ведь если, например, спрос на кассетные магнитофоны стал падать, а производство их не сокращается, то очень скоро рынок будет затоварен, и всучить магнитофон даже бесплатно будет проблемой. Рабочему нселению не прикажешь сократить рожать детей и учиться, а потому цена рабочей силы оторвана от её стоимости и тем более не имеет никакой связи с количеством труда.

Таким образом, при сокращении спроса на рабочую силу цена её стремится к нулю. Это явление видно даже по нашей нынешней ситуации, длящейся с самого начала победы демократии. Единственное, что мешает нашей буржуазной власти вообще не платить определенной части рабочего населения – так это угроза беспорядков и революционной ситуации. Думается не надо доказывать, что минимальная цена рабочей силы устанавливается не рынком, а классовой борьбой.

ОБМЕН РАБОЧЕЙ СИЛЫ НА ДЕНЬГИ

Итак, мы теперь должны рассмотреть куплю-продажу товара рабочая сила. Надо же как-то определить выгодность обмена или ради любопытства прикинуть на сколько тебя обдирает "работодатель"- бизнесмен. Или, лишний раз убедиться в абсолютной правоте идеологического обеспечения капитализма.

Чтобы обмен состоялся, он должен быть выгоден обеим сторонам обмена. Очевидно, что эвивалентным обмен будет тогда, когда факторы товаров и их цены равны друг другу – стоимость одного товара равна стоимости другого; потребительная стоимость одного товара равна потребительной стоимости другого товара; и цена одного товара равна цене другого.

Любой товар покупается не потому, что имеет стоимость, а потому, что полезен потребителю. (Здесь мне обычно говорят, не подумав – а торговец, он же, мужик, бюстгальтеры не носит, а покупает, забывая при этом вспомнить, что покупает он не для того чтобы потреблять, то есть носить дабы все видели красоту кружев, а для того, чтобы продать. Любой товар для торговца полезен, если будет навар, хотя, не следует путать торговца или продавца с потребителем.) Полезность отражает качественные характеристики товара, и, само собой, чем выше качество товара, тем выше его потребительная стоимость. Стало быть, потребительная стоимость емеет величину.

Потребительная стоимость рабочей силы состоит в том, что она способна производить стоимость. Значит, чем выше стоимость, которую может производить рабочая сила, тем выше её потребительная стоимость. Так рабочая сила землекопа без какого-либо образования имеет, скажем, минимальную потребительную стоимость. Рабочая сила, на производтво которой было затрачено достаточное время на начальное образование, может не только копать и не копать, но производить те товары, в производстве которых требуется знание письма и таблицы умножения. Этот переход от неграмотной рабочей силы к грамотной, знаменует собой даже не количественное увеличение продукта труда, а его качественный скачок. Соответственно, возрастают и все экономические характеристики товара, как качественные, так и количественные.

Но в этом случае мы видим, что на производство грамотной рабочей силы было потрачено большее время, и значит, стоимость и потребительная стоимость товара связаны между собой. Чем выше потребительная стоимость, тем выше, соответственно, стоимость товара. Если для производства товара с данными функциональными возможностями, с данной потребительной стоимостью, требуется, допустим, 10 часов рабочего времени, то для того, чтобы добавить к данным функциональным возможностям новые, или повысить и увеличить их, то есть – чтобы увеличить и расширить потребительские свойства товара, увеличить его потребительную стоимость, требуется увеличить и рабочее время. А значит, увеличить и его стоимость. Примитивный токарный станок с ручной подачей суппорта и резца имеет низкую потребительную стоимость, и соответственно стоимость. Для того , чтобы добавить к нему механическую подачу надо увеличить рабочее время на производство станка, и тогда он будет иметь более высокую потребительную стоимость и стоимость. Соответственно, следует увеличить рабочее время на его производство, чтобы добавить возможность нарезки резьбы, потребительная стоимость его возрастет ещё выше, но возрастет и его стоимость.

Однако, если есть величина потребительной стоимости, то надо определить и её значение, чтобы не прогадать при обмене. Значение величины стоимости определяется рабочим времнем на её производство, и товары сравниваются по рабочему времени их производства. Но нельзя сравнить друг с другом их потребительные стоимости, поскольку два различных качества несравнимы.

Поскольку полезность товара определяет потребитель, то стало быть и величину потребительной стоимости определяет также он. Так потребительная стоимость универсального деревообрабатывающего станка довольно высока – но только для столяра. Для писателя же, потребительная стоимость этого станка равна нулю – Нобелевскую премию по литературе с его помощью не получишь, но зато потребительная стоимость компьютера в качестве пишущей машинки намного выше. А для столяра потребительная стоимость пишушей машинки равна нулю – доску ею не выстрогаешь, балясину не выточишь.

И здесь возникает проблема. Вернее – диалектическое противоречие – надо сравнить несравнимые качества. В русле диалектической логики это противоречие решается отрицанием сторон противоречия. Тем самым у нас остается только чистое качество. То есть, мы отринули не товары в обмене, не потребительные стоимости, и не качества товаров, а их различие качеств. И остается чистое качество, свободное от физической формы конкретного товара, материалов, назначения, и потребительских предпочтений. Это чистое качество, не имеющее какой-либо конкретной физической потребительной формы, уже может быть сравнимо с любым другим качеством. Таким образом, для совершения обмена требуется универсальный товар-посредник, выражающий своей потребительной стоимостью любую другую конкретную потребительную стоимость. Этот универсальный товар становится тем самым средством платежа между покупателем и продавцом, и средством обращения товаров и стоимости в экономике, которое мы знаем как деньги.

Но в те далекие времена возникновения денег и обращения не знали диалектических противоречий, и потому когда теория не дает ответа на поставленный жизнью вопрос, практика методом проб и ошибок находит правильное решение. Любой покупатель знает, что потребительная стоимость денег сравнима с потребительной стоимостью любого товара. Собственная стоимость денег не берется в расчет, поскольку номинал денежной единицы являет собой знак стоимости, а не саму стоимость.

Однако, обмен рабочей силы имеет свою специфику. Рабочая сила обменивается не вся сразу, и не навсегда, а на определенное время. Капиталист хоть и обещал потреблять рабочую силу в нормальном для её восстановления объеме, но проверить не мешает. А то ведь сплошь и рядом, а по другому при капитализме не бывает – обещают нормальный рабочий день, нормальную интенсивность, за нормальную зарплату, а закрутят гайки до упора и всё здоровье потеряешь.

Для определения эквивалентности обмена следует сравнить потребительную стоимость и стоимость затраченной рабочей силы с потребительной стоимостью и стоимостью денег зарплаты. Как это делается, рабочий не знает, а у капиталистов и их "вученых" приспешников найдется немало теорий о том, как "измерять" труд.

"Различают четыре вида физического усилия: незначительное, среднее, тяжелое, и очень тяжелое." (Л.С. Ремизов «Основы экономики труда» Издательство Московского университета 1990 г. Стр.80)

Точно также они "измеряют" такие показатели, как сложность, темп, нервное напряжение(!), утомление(!!), и т.д. То, что как-то объективно измерить степень этих состояний организма человека невозможно, понимают скорее всего даже услужливые теоретики. Но что не сделаешь ради близости к власть и денег имущими? Хотя бы книжонку издадут, и то понт.

Однако, несмотря на невозможность прямого измерения затрат рабочей силы, измерить их надо. Затраченная в труде рабочая сила не может исчезнуть бесследно, поскольку она всё-таки вещь материальная, а материя не исчезает, она может переходить только в другое состояние. И поскольку результатом труда является продукт труда, то, стало быть, затраченная в труде рабочая сила остается в продукте труда. И так как рабочая сила представлена в форме стоимости, то в продукте труда крисстализуется стоимость рабочей силы, затраченной на его производство. Поэтому объективно определить величину затраченной рабочей силы можно по свойствам продукта труда. А эквивалентность обмена рабочей силы можно точно определить сравнением потребительной стоимости, стоимости, и цены произведенного проддукта труда, с теми же факторами денег зарплаты. За вычетом, разумеется, затраченных средств производства.

Но следует иметь в виду, что труд – это осознанная человеческая деятельность, а потому качественные и количественные характеристики как труда, так и продукта тружа, полностью определяются волей человека. Человек по своей воле может трудиться хорошо или плохо, много или мало, и поскольку наемный работник трудится за деньги, то качественные и количественные характеристики труда в определенной мере зависят от выгодности обмена товара рабочая сила на товар деньги.

ПРОИЗВОДСТВО ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ

Итак, рабочая сила продана и куплена. Как и откуда появляется прибавочная стоимость доказательно показано в "Капитале" Маркса, однако очень многим почитателям и критикам до сих пор непонятно. Поэтому повторим эту тему в собственной интерпретации.

Возьмем в сравнении товар рабочую силу и товар автомобиль, например, «Волга». Всякий товар имеет данную величину потребительной стоимости. Когда потребительная стоимость реализуется полностью, когда его ресурс выработан, товар выбывает из потребления. Различный срок потребления одних и тех же товаров говорит только о том, что интенсивность и режим потребления, условия эксплуатации, были различны. Если, например, «Волга» покупается не для престижа, а для выгоды, ради дохода, то потребитель эксплуатирует машину в зависимости от величины дохода. Можно сделать три таких же «Волги» за год – хозяин будет эксплуатировать её с известной интенсивностью, несмотря на то, что машина через год развалится. Но вне зависимости от того, за какое время потребительная стоимость машины реализуется полностью, - за год или за расчетный срок эксплуатации, «Волги» продаются и покупаются за полную стоимость. Никто не продаст таксисту машину на оговоренное время оценив её по нормам расчетного срока эксплуатации. То есть -   допустим, по нормам амортизации «Волга» расчитана на 5 лет эксплуатации в нормальном режиме с соблюдением всех требований техобслуживания. Цену «Волги» в, допустим, 15 000 условных единиц, делим на пять, получаем величину износа, или величину сокращения потребительной стоимости в 3 000 у .е. и вот таксист подходит к продавцу машин и говорит – "Ладно, я согласен купить у тебя «Волгу» на одни год за 3 000 у.е. Через год я тебе отдам, и совершенно бесплатно." Ясно, что таксисту посоветуют идти в министры, там, судя по всему, такие же, - под простачка косят.

А рабочая сила, как мы знаем, не какой нибудь «Жигуль», который продается раз и навсегда, рабочая сила продается на время, которое намного меньше срока её полного потребления, который, определяя по формальным признакам окончания средней школы и выхода на пенсию, можно установить в размере 45 лет. Естественно, за каждый рабочий день, месяц, и год, потребление рабочей силы должно соответствовать полному сроку трудовой активности собственника рабочей силы. То есть, за один рабочий день должна потребляться   1 : (45 лет × 365 дней) = 0,0000608 часть величины стоимости рабочей силы. (Для простоты не будем высчитывать выходные и праздничные дни.) За один год, соответственно, 0,022 часть всей стоимости рабочей силы. Но проданная рабочая сила отчуждена от её собственника - наемного работника, и уже не он определяет величину эксплуатации своей рабочей силы, а покупатель, то есть, капиталист. И он, естественно, движимый выгодой, будет эксплуатировать купленную им рабочую силу на всю катушку, по полной программе, выходя за рамки не только разумного потребления, но за рамки физиологически возможного восстановления затраченной рабочей силы. Это жё всё равно, что продать таксисту «Волгу» на один год, с устной договоренностью, не влекущей никакой юридической ответственности, о том, что он будет эксплуатировать машину в нормальном режиме. Пообещать он пообещает. Но через год машина будет с полностью выработанным ресурсом. Да ещё в конце оговоренного срока всегда можно сбить цену взятого на время товара – мол, твоя «Волга» не того – масло гонит из всех щелей, бензин жрет сверх нормы, кучу денег угрохал на запчасти и ремонт, и т.д. Капиталист же тоже не лыком шит – дескать, ты парень, работать не хочешь, а только получать, - иждивенец, лентяй, люмпен, саботажник, да и заработал ты не 500 рублей, как договоривались, а 244 рубля 56 копеек.

Не повторяя открытий Маркса только напомним, что прибавочная стоимость – это неоплаченный труд, неоплаченное рабочее время наемного наботника. Однако, простые и понятные доказательства Маркса того, что капиталист покупает рабочую силу, никак не могут дойти до разумения не только критиканов марксизма, (это куда уж ни шло) но и, что более печально, до тех, кто называет себя марксистом. Сплошь и рядом слышишь от этих так называемых "марксистов" о "купле-продаже труда", о "стоимости труда", и прочих постулатах псевдонаучного обоснования капитализма. Как-нибудь я более подробно остановлюсь на этом пункте, а пока кроме этого, мы рассмотрим те темы, осветить которые Маркс не успел. Мы рассмотрим как рыночные отношения капитализма влияют на производство прибавочной стоимости, а оно, в свою очередь, на процесс развития общества.

Капиталисту нужна не просто прибавочная стоимость, а как можно большая прибавочная стоимость. И в этом стремлении к увеличению прибавочной стоимости у каждого капиталиста, и у класса капиталистов в целом, есть только два пути - повышение массы прибавочной стоимости за счет увеличения производства и реализации; и повышение нормы прибавочной стоимости за счет усиления эксплуатации. Так как в каждый данный ммомент рынок забит и схвачен, то просто так увеличить производство нельзя – затоварятся рынки, а это снижение цен и убытки. Поэтому остается только один путь – усиление эксплуатации. Все иные способы позволяют повысить прибыль только лишь на короткий срок, пока конкуренты не предпримут те же меры, поэтому снижение издержек на обороте капитала, экономию средств производства, и другие, мы рассматривать не будем, тем более, что они не влияют на общую тенденцию средней нормы прибыли к понижению.

Самый дешевый способ повысить прибавочную стоимость – это интенсификация труда как одна из форм повышения производительности труда. Бери больше, кидай дальше, двигайся быстрей. Потребление рабочей силы возрастает, и поскольку мы рассматриваем обмен, а не грабеж, то капиталисту приходится увеличить и возможности воспроизводства рабочей силы, то есть, - увеличить зарплату. Естественно воспроизводство должно быть увеличено на столько же, на сколько возросло потребление рабочей силы, пропорционально, а потому норма прибавочной стоимости остается прежней.

Другой способ – повышение производительности труда за счет внедрения более производительной техники и технологии. За то же рабочее время рабочий начинает производить больше. Что происходит дальше, мы знаем - зарплата срезается до прежнего уровня. Рабочий поначалу недоумевает, как я после школы в начале своей трудовой деятельности на производстве – раньше делал, допустим, 700 штук изделий за месяц, получал 700 рублей; стал делать 1000 штук, а получаю те же 700. Рабочий к хозяину – давай, начальник, повышай зарплату, сам же говорил, что буду больше работать, буду больше получать! А тот сует ему обиженно данные хронометриста и расчеты нормировщика – вот, мол, твои "трудозатраты" сократились, и ты, согласно научной теории, стал получать больше, чем зарабатываешь, больше, чем стоит твой труд. Обескураженный рабочий чешет затылок – против навучной теории не попрешь – вроде бы этот хапуга прав, хотя бессознательно чувствует, и не даром, что что-то здесь не так. Маркса он не читал, капиталист тем паче, вученый не способен врубиться в настоящцую науку, а потому все они не знают, что "трудозатрат" ,"затрат труда", в природе нет и быть не может. Ведь по ихнему получается, что труд – это затраты труда. Чепуха, масло масляное, или, как сказал бы вученый – тавтология. Но тем не менее, и буржуазные экономисты, и так называемые марксисты, и теоретики и практики, всюду вводят эту несуществую и полностью выдуманную величину в теорию и практику. В труде затрачивается не труд, а рабочая сила, а то ведь, следуя их логике, получается, что в работе, например, электрического мотора затрачивается его же работа, или вращение ротора, тогда как в действительности затрачивается сила электричества, или электрическая энергия. Но мало того, они ещё навострились измерять величину "трудозатрат"! Да, измерять то чего нет, с этим делом без академического образования не справишься.

Проявление любой силы можно видеть воочию, однако, нельзя увидеть саму силу. Можно увидеть проявление силы ветра, но нельзя увидеть форму и сущность этой силы. Никто не будет возражать против наличия соответствующей движущей силы в различных явлениях окружающей действительности, кроме религиозных фанатиков. Но вот с проявлением рабочей силы всё обстоит иначе – не хотят признавать её наличие в труде не только политически заинтересованные ученые официальной науки, но и практически все представители класса интеллигенции. А потому труд для них существует только лишь в своей видимой составляющей – в части физического труда. То есть, если в труде рабочего не видно проявление умственной рабочей силы, то её просто нет. Однако, по отношению к себе, и к своей сфере труда, они все как один не только признают наличие труда, но и при этом приписывают ему какой-то "особый", "высший" характер. Вот и получается, что несмотря на то, что в труде интеллигента не видно работы, как у рабочего, - пот с лица интеллигента не течет, когда он думает или стучит по клавишам, но тем не менее, интеллигент трудится. А вот когда рабочий нажимает на кнопки, то он, по общему мнению интеллигентов, не трудится, поскольку не машет киркой или лопатой. В этом своем чванстве они заходят так далеко, что впору диагностировать у них душевное заболевание, поскольку все симптомы оного налицо. Вот что вещает, например, критик марксизма и правозащитник, блюститель частной собственности и прав человека, да к тому ещё и доктор физико-математических наук Орлов :

"В результате создания механизмов защиты наемного работника – и на уровне предприятия, и на уровне общества в целом, - его не только не эксплуатируют, но,более того, он получает больше, чем непосредственно вкладывает путем физических и умственных усилий."("Огонек" №36 сентябрь 1990 г.)

Получается, что стоимость, богатство, берутся просто из воздуха, по желанию, как в сказке. Чего там законы экономики – законы физики перестали действовать, поскольку критик Орлов отменил действие закона сохранения материи и энергии. Переворот в навуке! Я уже не раз убеждался в том, что как только человек становится правозащитником и проповедником буржуазных ценностей, его покидают остатки так любимого демократами здравого смысла. А ведь доктор физико-математических(!) наук. Ва-а-а-ще-е!

Рабочему, конечно, на сию сентенцию доктора навук возразить нечего, а многие даже верят таким докторам, но если человека можно обмануть, то рабочую силу с её охранником – инстинктом самосохранения, обмануть нельзя. И этот инстинкт подсказывает – дурачат доктора навук!

Рабочая сила – жизненно необходима человеку, и если её не будет, человек не сможет добывать средства жизни. Поэтому при малейшей угрозе исчезновения рабочей силы включается в действие инстинкт самосохранения, который требует исключить угрожающие жизни обстоятельства. А эта ситуация, в отношении рабочей силы, возникает тогда, когда уровень её потребления выше, чем уровень восстановления. Ведь если рассмотреть процесс увеличения производительности труда, то существуют только два способа – экстенсивный, когда увеличивается производство продукта труда при неизменной технологии за счет интенсификации труда; и интенсивный, когда производство увеличивается за счет совершенствования техники и технологии.

Интенсификация труда возможна только за счет повышения потребления физической рабочей силы, поскольку повышает темп работы и увеличивает нагрузку в труде. Однако, организм человека имеет определенные психофизические ограничения, к тому же, обычно режим работы, нормы и расценки, постоянно подогнаны к психофизическому пределу, капиталист не оставит это дело на самотек, а потому повышение производительности за счет интенсификации труда оказывается невозможным. Стало быть, для того, чтобы увеличить производительность за пределы физиологических фозможностей человека, требуется другой труд. А из всех видов труда, если не путать разделение труда со специализацией, существуют только физический и умственный труд. Физический труд ограничен физиологическими возможностями организма, а возможности умственного труда безграничны. Во всяком случае, относительно продукта умственного труда, никто пока не нашел и не установил границы возможностей умственного труда. Как и что здесь происходит, пока неважно, важно то, что увеличение производительности труда за пределы физиологических границ, возможно только за счет увеличения доли умственного труда в совокупном труде, необходимом для производства продукта труда. Иными словами – сокращение рабочего времени на производство продукта труда возможно только за счет увеличения потребления умственной рабочей силы.

При данной технологии, дальнейшее увеличение производительности труда наталкивается также на определенные границы физических свойств материалов и средств производства. Процесс конвертерной выплавки стали ограничен по времени скоростью химических реакций и физических процессов, которые протекают в конвертере. Дальше этих границ увеличить производительность конвертерной выплавки стали нельзя, но надо. Ясно, что физической рабочей силой нельзя ускорить химические и физические процессы, киркой и лопатой не превратишь конвертерный способ выплавки стали в процесс прямого восстановления железа. Тут надо прежде задействовать умственную рабочую силу, да и не только тут. Везде и всегда производительность труда возрастает только за счет увеличения доли умственного труда .(Опять же, не путаем производительность труда с интенсификацией.)

В результате увеличения производительности труда за счет повышения потребления умственной рабочей силы, мы имеем сокращение рабочего времени на производство того же объема продукта труда. Допустим, одной тонны зерна. Для того, чтобы произвести одну тонну пшеницы твердого сорта, в настоящее время, сто лет назад. и тысячу лет назад, следует создать семенной фонд, создать надлежащие условия хранения семенного фонда, вспахать землю, посеять, забороновать, сохранить от потрав, скосить, смолотить, складировать зерно. Как видим, количество материи в одной тонне зерна всегда остается одним, количество и объем необходимых работ для производства зерна всегда остается тем же. Стало быть, и количество труда, которое необходимо для производства одной тонны зерна, остается одним и тем же. Материя исчезает бесследно только в досужих вымыслах идеологов капиталистической эксплуатации. Просто сократилось рабочее время, необходимое для производства одной тонны зерна, и потому труд здесь переходит в другое качество, в полном соответствии с диалектическим законом перехода количества в качество.

Однако, интеллигенствующие профаны видят и признают только тот труд, который можно наблюдать воочию. Если лопату в физическом труде видно натурально – земля летит из ямы, значит землекоп трудится, то мысль в умственном труде увидеть нельзя – из головы мысли никто лопатой не выкидывает, мысль не медведь – не увидишь, с какой энергией "трудозатрат" она там по нейронам лазит, и потому все интеллигенты кричат, указывая на рабочего – он стал работать меньше, его "трудозатраты" сократились, и он стал получать больше, чем зарабатывает! По отношению к себе, они никогда не скажут, что они стали меньше работать и получают больеше чем зарабатывают, но как только дело касается рабочего, интеллигента покидают последние остатки здравого смысла.

В самом деле, возьмем компьютеризацию сфер обращения капитала, управления производством и государством, научных и опытно-конструкторских разработок. Компьютер намного сократил рабочее время, необходимое для научных исследований и опытно конструкторских разработок, на учет, систематизацию, контроль, и т.д. (Я, бывая в офисе фирмы, люблю наблюдать за работой конструкторов в "Компасе" – то, что раньше требовало нескольких дней, делается за несколько часов.) Стало быть, вученые, анжинеры, аканамисты, бухгалтера, завлабы, лабы, энэсы и эмэнэсы, конструкторы, технологи, налоговые инспекторы, журналисты, писатели, сценаристы, и несть им числа, стали работать меньше! Да и вообще, можно сказать, не работают – давят клавиши днями, да штаны протирают, а вот зарплату требуют больше, чем у меня, слесаря!

Но – это так, к слову, а что касается дела, то не видя в труде рабочих увеличение умственного труда по мере развития техники и технологии, противники марксизма, а глядя на них и так называемые марксисты, запели псалом об "ошибке" Маркса. Ведь классический инструмент рабочего тех времен, когда писался "Капитал" – кирка, лопата, и тачка; а сейчас всё по другому – гаечные ключи, дрель, электро, или бензопила, гидроподъемники, трамбовка грунта механизирована, и т.д. Вот антиллигент и делает вывод об ошибке Маркса, приписывая ему свои досужие вымыслы.

ТРУД

Здесь следует остановиться и подробнее рассмотреть труд, поскольку это явление до сих пор только описано в поверхностном псевдонаучном взгляде в обоснование капиталистической эксплуатации.

Живой природе, в отличие от неживой, вообще свойственна какая-либо деятельность по использованию для своей жизни веществ природы. Естественно, мы не будем здесь рассматривать деятельность растений, инстинктивную и безусловно-рефлекторную деятельность животных - это дело других наук. И в отличие от них, человеку свойственна разумная, или рассудочная деятельность.

Но и рассудочная деятельность имеет также много признаков, свойств, сфер приложения, и многого другого. В экономическом плане мы должны рассмотреть только связанную с экономикой деятельность, и стало быть - деятельность по производству материальных и духовных благ. Поэтому придерживаясь традиционного понятия, мы можем определить труд как рассудочную деятельность по производству материальных и духовных благ.

Это определение не включает в себя труд работников сферы обращения товаров и денег, в общем плане – сферы обращения капитала. Однако, эта сфера выделилась в отдельную структурную единицу экономики в результате специализации труда, а потому не может быть признана особым, отдельным от производства материальных и духовных благ, видом деятельности.

Поскольку труд – это рассудочная деятельность, то следует признать наличие в труде определенной доли как физического, так и умственного труда.

"Но и самый плохой архитектор от налучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил её в своей голове . В конце процесса труда получается результат, который уже перед началом этого процесса имелся идеально, т.е. в представлении работника . Он не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет в то же время и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинить свою волю . И это подчинение не есть единичный акт . Оставляя в стороне напряжение тех органов, которыми выполняется труд, целесообразная воля, выражающаяся во внимании, необходима во всё время труда, и притом необходима тем более , чем меньше труд увлекает рабочего своим содержанием и способом исполнения, следовательно, чем меньше рабочий наслаждается трудом как игрой физических и интеллектуальных сил." (Карл Маркс, "Капитал", том 1, глава 5.)

Как видим, Маркс, в отличие от своих критиков видел изначальное наличие определенной доли умственного труда даже в труде рабочего своего времени. А по сравнению с теми временами, в труде нынешнего рабочего доля умственного труда намного повысилась. И если посмотреть на труд диалектически, то есть в развитии, то мы увидим постоянное увеличение доли умственного труда как в специализированном труде, так и в общем труде, необходимом для производства совокупного общественного продукта труда. Естественно, поверхностный взгляд доморощенного теоретика как антимарксистского, так и марксистского толка, видя этот процесс сокращения доли физического труда, находит, что Маркс ошибался. Что на этот счет говорил сам Маркс, доморощенный теоретик не знает, поскольку все его знания о марксизме подчерпнуты из советской и западной пропаганды.

Таким образом, повышение производительности труда, то есть – сокращение рабочего времени на производство того же объема продукта труда, происходит за счет повышения доли умственного труда. Ну, а повышение доли умственного труда требует и более высокого уровня образования рабочей силы, повышения доли умственной рабочей силы в составе всей рабочей силы. А для этого, в свою очередь, требуется увеличить срок производства рабочей силы. То есть, увеличить продолжительность обучения и углубить приобретаемые знания. Но эти факторы влекут за собой увеличение стоимости рабочей силы, поскольку увеличивается рабочее время производства рабочей силы. И вот теперь представьте себе рассматриваемую нами ситуацию, когда новая техника и технология, требующие увеличенного потребления умственной рабочей силы, встречаются с капиталистом, который говорит – нет, ты стал работать меньше, а потому получаешь больше, чем зарабатываешь! То есть, увеличивается производительность труда, стало быть, увеличивается потребление умственной рабочей силы, которая имеет более высокую стоимость, а в ответ рабочий получает урезанную зарплату, которая по своей стоимости ниже, чем стоимость затраченной в труде рабочей силы. Затратил в труде, допустим, 40 единиц стоимости рабочей силы, а получил в виде зарплаты 30 единиц стоимости.

Просьбы и требования привести уровень восстановления рабочей силы в соответствие с затратами, как мы знаем по собственному опыту, игнорируются. А то ещё в ответ можно получить не только угрозу увольнения, но и само предложение уволиться. Ведь рыночная цена рабочей силы зависит не от потребления рабочей силы, а от её предложения на рынке рабочей силы. А там предложение рабочей силы зависит от уровня воспроизводства рабочего населения, а не от величины спроса на рабочую силу. Тем паче, что повышение производительности труда освобождает часть рабочей силы, которая, будучи ненужной выбрасывется на рынок рабочей силы, тем самым повышая предложение рабочей силы при понижении спроса на неё. То есть, понижая цену рабочей силы.

Таким образом, возникает противоречие – потребление рабочей силы возросло, а её воспроизводство если не уменьшилось, то осталось на прежнем уровне. Продавец рабочей силы несет убытки, воспроизводство рабочей силы становится невозможным. Поднять воспроизводство рабочей силы до уровня её потребления невозможно – капиталист просто так зарплату не повысит, и потому привести в соответствие уровень воспроизводства рабочей силы с уровнем её потребления можно только одним способом – понизить потребление рабочей силы.

Понизить потребление физической рабочей силы нельзя, её потребление видно воочию, и потому респрессий со стороны капиталиста не избежать. А вот потребление умственной рабочей силы нельзя увидеть, и потому её потребление можно сократить незаметно для всех. Как это делается знает каждый, поскольку в своих интересах каждому приходится иногда прикидываться на работе дурачком. Чаще всего хозяева и начальники пытаются взвалить на рабочих часть своих функций контроля и управления, а также пытаются заставить рабочих работать с техникой как того требует уровень её научно-технического исполнения. Попросту говоря, для наглядности – хотят заставить работать водителем компьютеризированного тяжелого грузовика-фургона, а платить при этом как ломовому извозчику. Но рабочий-то хоть и "академиев не кончал", а выгоду свою понимает не хуже капиталиста. Я и сам всегда так делаю – работаю с современной машиной как с телегой. Случись что, отговорка одна – дык, я думал, что как было, так и будет . . . А куда денутся, другие не лучше меня, за такую зарплату никто лучше работать не будет. И начальник или хозяин это понимает не хуже меня.

Таким образом, труд, будучи процессом потребления рабочей силы, находится полностью во власти её собственника. И потому несоответствие потребления рабочей силы её воспроизводству, исправляется в процессе труда снижением потребления физической и умственной рабочей силы. Не следует считать, что это приведение в соответствие потребления рабочей силы и её воспроизводства, абсолютно везде и всегда. Если бы оно было возможно абсолютно, то невозможно было бы получать прибавочную стоимость.

ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ ТЕНДЕНЦИЯ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА

Но получение прибавочной стоимости не гарантирует получение прибыли. Прибыль – это реализованная на рынке прибавочная стоимость. Ведь капиталист может получать прибавочную стоимость, но в результате всего потерпеть убытки, в случае, если стоимость, а в общем понятии – себестоимость его товара выше, чем рыночная цена. Капиталиста может вообще не интересовать наличие и величина прибавочной стоимости, для него главное – прибыль. И даже не просто прибыль, а увеличение прибыли. Это стремление к увеличению прибыли, железным порядком определяет действия и результаты как каждого капиталиста, так и класса капиталистов в целом.

Прибыль является конечным пунктом капиталистического производства и его целью. Поэтому перед тем, как рассмотреть её форму и сущность, перед тем, как мы найдем влияние величины прибыли на производственные и общественные процессы, следует вспомнить строение капитала.

Капитал относительно его потребления, разделяется на постоянный капитал, который представляет собой расходы на средства производства, и переменный капитал, представляющий собой расходы на рабочую силу. Средства производства включают в себя как средства труда – машины, оборудование, инфраструктуру производства и оборота, инструмент, производственные помещения, землю, и т.п., словом – капитальные, расчитанные на долгое время вложения капитала; так и предметы труда – сырьё, расходные материалы, комплектующие, топливо, тепло и электроэнергия, и т.п., словом – расходная, непосредственно потребляемая часть вложений капитала.

По своему применению капитал делится на основной капитал, состоящий из капитальных вложений – машин, различного оборудования, инфраструктуры производства и оборота, и т.п.; и на оборотный капитал, куда включаются все непосредственно потребляемые вложения вместе с рабочей силой.

ВОЗМОЖНОСТИ УВЕЛИЧЕНИЯ ПРИБЫЛИ

Итак, поскольку возможности увеличения прибавочной стоимости в труде имеют свои границы, за которые выйти нельзя, капиталист обращает свои усилия в направлении увеличения прибыли. Как и в случае с величиной прибавочной стоимости существуют два направления – увеличение массы прибыли; и увеличение нормы прибыли.

Увеличение массы прибыли

Увеличение массы прибыли требует соответствующего увеличения всех составляющих факторов процесса производства – постоянного и переменного капитала. Соответственно, предполагает увеличение выпуска продукции. Но поскольку спрос на рынке не меняется по желанию капиталиста и в его интересах увеличения массы прибыли, то увеличение производства грозит затовариванием рынка, снижением цен и убытками. Поэтому этот путь практически всегда закрыт для капиталиста, так как конкуренты не дремлют, и как показывает практика, производство всегда превышает спрос. Стало быть, остается обратиться к увеличению прибыли за счет увеличения нормы прибыли.

Увеличение нормы прибыли

Увеличение нормы прибыли требует сокращения расходов на оборотный капитал и на его составляющую часть расходов на рабочую силу. Сокращение расходов на оборотный капитал в части средств производства влечет неминуемое сокращение производства и прибыли. Ведь сокращение расходов, например, на сырьё означает сокращение производства.

Здесь наши оппоненты обычно приводят из века в век ходячий контраргумент, а некоторые даже открывают очередную "ошибку" Маркса. Мол, норму прибыли можно увеличить внедрением опять же более производительных средств производства. Особо одаренные цитируют вывод Маркса о том, что прибыль капиталиста образуется в живом труде наемной рабочей силы, и что внедрением более производительных средств производства капиталист сокращает долю живого труда и тем самым сокращает свою прибыль. Именно здесь, утверждают критики, Маркс и ошибался, поскольку практика показывает, что наибольшую прибыль получает всегда тот, кто внедряет новые более производительные средства производства. Сия сентенция даже прописана в учебниках по экономике, причем не только в западных, но и в советских, которые должны, по идее, отражать марксистский подход.

Но это пропагандистское заявление опровергается не только нынешней практикой капиталистического производства, но и тогда, когда открыл этот закон Маркс. Он показал, что товарно-денежные отношения капитализма делают невыгодным, а потому невозможным, внедрение новой техники пока не поднялась цена рабочей силы. Для капиталиста главное – чтобы новые средства производства приносилибольше выгоды, чем замещаемая ими рабочая сила. Расходы на рабочую силу представляют собой долю живого настоящего труда в труде, необходимом для производства прибыли. Расходы на обновление средств производства представляют собой прошлый труд, овеществленный в средствах производства, и обновление средств производства на более производительные замещает живой труд прошлым трудом. Но прошлый труд уже произвел свой продукт труда, и потому он мертв, вернее – он стал вещью, которая сама по себе мертва, не обладает рабочей силой. Прошлый труд пока не создает стоимости, машина сама по себе пока ещё не производит продукцию без живого труда человека, и 6если бы прошлый труд создавал стоимость, то стоимость бы исчезла. (Вопрос на засыпку для критиков марксизма – почему исчезла бы стоимость?)

Сами капиталисты, в отличие от кабинетных вученых и фанатов капитализма, прекрасно знают это железное правило, а потому сначала считают. Достоверных данных на примере какого-либо предприятия у меня быть не может в силу любительского характера занятий наукой и отсутствием достаточно близких знакомых среди бизнесменов, а потому наглядный пример придется ввести в качестве допущения. Допустим, в капитале объемом 2000 у.е, приносящем при норме прибыли в 20% 400 у.е. прибыли, средства производства , то есть – постоянный капитал, составляют 1000 у.е., а расходы на рабочую силу, переменный капитал, составляют те же 1000 у.е. Капиталист внедряет новые средства производства, производительность которых на 25% выше. Но тогда и их цена должна быть как минимум, быть на 25% выше. Ведь в более качественные средства производства вкладывается больше труда. Не бывает такого, чтобы новый более качественный товар стоил дешевле прежнего. И тогда постоянный капитал увеличивается до 1250 у.е., а переменный капитал сокращается до 750 у.е.

Допустим, что капиталист не изменяет цену выпускаемого товара, а потому масса прибыли остается прежней – 400 у.е. Ведь цена товара остается прежней, значит, остается прежним и объем реализации. Мы видим, что внедрение новых средств производства не имело экономического смысла, по внешним показателям.

Однако , если повысились расходы на средства производства на 25%, то стало быть, и отчисления на возмещение изношенных средств производства также должны быть повышены на 25%. Не будет же капиталист оставлять в прежнем значении фонд амортизации средств производства, разорится ведь. И тогда вместо повышения нормы прибыли, капиталист получает не только её снижение, но и сокращение массы прибыли.

Допустим, что капиталист снижает цену товара. Теоретически, при снижении цены товара, например, на 20%, должен вырасти на ту же величину и объем его реализации. А значит, масса прибыли остается прежней, и соответствено, остается прежней и норма прибыли. Таким образом, мы видим, что при внедрении более производительных средств производства происходит пропорциональное изменение соответствующих показателей производства, а потому норма прибыли не повышается. Мы могли бы рассмотреть все возможные ситуации и способы, при которых казалось бы возможно повышение массы и нормы прибыли, однако, все они таковыми только кажутся. Ведь в раскладке капитала по применению главным фактором является платежеспособный потребительский спрос. А динамика его изменения не зависит от желания капиталиста. Если платежеспособный спрос на данный товар составляет, допустим, 1000 у.е., то вдруг и ни с того, ни с чего спрос не повысится. И если с этого спроса капиталист имеет 100 у.е. прибыли при её норме в 10%, то в данных условиях никак её не повысить, кроме одного способа – урезать зарплату наемной рабочей силе.

Всё, что можно здесь сделать в деле повышения нормы прибыли, это сократить рабочее время на производство товара. А это в свою очередь, возможно только за свет сокращения доли физического труда и увеличения доли умственного труда. Но умственная рабочая сила имеет более высокую стоимость, и значит, более высокую цену. А потому каждый капиталист прежде чем внедрять новые средства производства считает выгоду модернизации производства. Поэтому пока не поднялась цена рабочей силы, внедрение новых, более производительных средств производства невыгодно, несмотря на все давление конкуренции. Потому неудивительно, что открывают эту якобы "ошибку" Маркса не капиталисты, не практики производства, а кабинетные ученые и люди, далекие как от экономики, так и от производства, типа журналистов, писателей, публицистов, и прочих пропагандистов и агитаторов, призванных рекламировать капитализм.

"Столь разрекламированный полностью автоматизированный завод – это, конечно, нечто осуществимое, но вовсе необязательное решение, оно необязательно на ближайшее будущее, и, наконец, это даже не самое выгодное решение . . ." Чезаре Ромити, исполнительный директор компании "Фиат". Источник – журнал "Рабочий класс и современный мир" №4 1988 г.

КОНКУРЕНЦИЯ

Но это на деле, в жизни, а в учебниках всё наоборот. Ещё Маркс опроверг кажущуюся роль конкуренции как двигателя прогресса, но этот пропагандистский штамп сикофантов капитализма до сих пор сидит в головах даже "марксистских" академиков . В учебнике "Политическая экономия" 1990 года на стр. 171 наши академики писали:

"Конкуренция между капиталистами вынуждает их внедрять на своих предприятиях новую технику ."

Но на стр. 452 они уже оглядываются на практику производства, и пишут обратное:

"Каждая новая машина, технология, конструкционный материал, должны быть относительно дешевле по сравнению с применяемыми в расчете на единицу полезного эффекта."

Причем, пишут это они применительно уже к советской "социалистической" экономике и производству, где, по их словам, не должно быть даже места для буржуазной терминологии. Но капиталистическую сущность советского производства и экономики скрыть никак нельзя, и чтобы придать "социалистический" вид капиталистической сущности советского строя, наши вученые заменили нормальные и общепринятые определенные термины на их понятия, превратив тем самым нормальный научный язык в какой-то суперакадемический язык туманно-нечеткой терминологии. Ясно, что их так называемый "полезный эффект", является понятием прибыли.

Таким образом, ни увеличением производства, ни модернизацией производства, увеличить массу и норму прибыли нельзя. Тем не менее, существуют периоды, когда отдельные капиталисты имеют возможность получать повышенную норму прибыли, причем, после модернизации производства. Однако, это всего лишь небольшой период на общем фоне тенденции нормы прибыли к понижению, и при каких обстоятельствах это происходит, мы увидим позже. Главное, что мы здесь определили – невозможность увеличения массы и нормы прибыли в производстве.

А потому остается единственное место, где можно искать возможности увеличения прибыли – рынок. Но и рынок накладывает большинство тех же самых ограничений на возможность увеличения прибыли. Повысить цену товара нельзя, упадет реализация. Увеличить производство товара тоже нельзя, поскольку из-за увеличения предложения рухнут цены. И получается, что для увеличения прибыли следует увеличить применямый капитал так, чтобы не увеличилось предложение товаров на рынке. А это может быть только в том случае, если капитал одного капиталиста перейдет к другому, если один капиталист присоединит к своему капиталу капиталы других капиталистов. Если один капиталист присоединит к своему сектору рынка, секторы рынка других капиталистов. И поскольку добровольно ни один капиталист не отдаст свой капитал, свой сектор рынка, где он реализует свой товар, то между капиталистами разгорается борьба за рынок. Только поглощение или присоединение капитала конкурента к своему капиталу не предполагает увеличение предложения товаров и увеличения спроса на рабочую силу, следовательно, не предполагает падения прибыли. Количество капитала по всему пространству рынка не меняется, но происходит его перераспределение в пользу более сильного капиталиста. Как это происходит – захватом рынка военной силой, демпингом, соглашением о разделе рынка, хитростью или наглостью, более высоким качеством товаров, или иным способом - неважно. Главное, что мы выяснили – это то, что стремление к увеличению прибыли побуждает капиталистов к борьбе между собой за рынок сбыта. Вот и появилась в нашем анализе конкурентная борьба, как следствие стремления к увеличению прибыли, а потому определяющей тенденцией капиталистического производства становится слияние капиталов, концентрация производства, поглощение мелких предприятий крупными.

МОНОПОЛИЯ

Конкурентная борьба, как и всякая борьба, заканчивается чьим-то поражением и чьей-то победой. Капитал более слабого капиталиста переходит к более сильному, и предложение капитала концентрируется в руках меньшего количества его собственников. Соответственно, и спрос на рабочую силу концентрируется в их руках. Число покупателей рабочей силы сокращается, а число продавцов рабочей силы остается не только прежним, но и увеличивается в соответствии с приростом населения.

Каждый из читателей может представить себе эту ситуацию, и не только представить, но и почувствовать себя на месте покупателя рабочей силы, а чувства продавца рабочей силы всем нам знакомы. В западной экономической науке такая ситуация определена как "несовершенная конкуренция". Стало быть, по ихнему, "совершенная" конкуренция бывает тогда, когда число покупателей равно числу продавцов. Где, и когда такое было, и будет ли ещё, они скромно умалчивают, но сия "совершенная" ситьюэйшн рассматривается в ихней навуке вполне серьёзно. Читатель может себе представить эту "совершенную" конкуренцию, когда число покупателей рабочей силы, то бишь – капиталисттов, равно числу продавцов рабочей силы, то есть, наемных работников. Вот уж точно досужий вымысел, к которому западная экономическая навука ещё и призывает вернуться.

Пока кабинетные ученые строчат свои выдумки, конкурентная борьба продолжается, все больше капиталистов выходят из борьбы побежденными, и все меньше капиталистов остаются на рынке, сосредотачивая под свою волю предложение капитала и спрос на рабочую силу. И если нет каких-либо внешних факторов, сдерживающих концентрацию капитала, то на рынке остается один единственный собственник капитала. Каково его юридическое и физическое лицо – не имеет значения, здесь он собственник капитала. Таким образом, весь капитал, а значит весь спрос на рабочую силу концентрируется в руках одного собственника, и он получает возможность в своих интересах манипулировать спросом на рабочую силу, и всеми остальными показателями конъюнктуры рынка. А устремления собственника капитала нам известны. Следовательно, ничем не ограниченная конкуренция ведет к тому, что на рынке остается один собственник капитала, который становится обладателем исключительного права определять предложение капитала и спрос на рабочую силу. А значит, получает возможность исходя из своих интересов определять объем производства, номенклатуру и качество товаров, и т.д. единственный собственник на рынке может уже игнорировать объективные законы рынка, и стало быть, исходя из собственных интересов просто единолично назначать цену рабочей силы, и всего прочего. По всем признакам, этот обладатель исключительного права подходит под понятие и определение монополии. Заглянул в философский словарь 1983 года – монополии нет. Наши академики в своем учебнике тактично обходят определение монополии стороной, только в сетевой энциклопедии на KM.RU нашел общепринятое определение, которое говорит нам то же самое – исключительное право.

КЛАССОВАЯ БОРЬБА

С установлением монополии, соответственно меняются и все рыночные показатели. Цена уже не определяется соотношением спроса и предложения, и потому становится монопольной ценой. И монополист, преследуя свою выгоду, естественно, уже назначает выгодную для себя цену рабочей силы. То есть – как можно ниже. Каким образом – прямым понижением зарплаты, или косвенно – повышением налогов и цен – неважно, главное, что цена рабочей силы оказывается ниже её стоимости. Продавцы рабочей силы несут убытки, и потому выступают с требованием повысить зарплату, восстановить эквивалентность обмена. Но словесные увещевания бесполезны – свою выгоду никто просто так не упустит, свои деньги, как и права, не дают, их берут. Ведь каждая сторона обмена – и монополист-капиталист, и наемные работники, имеют одинаковые права на свою выгоду. Исключительное право монополии на монопольную цену и монопольную прибыль вступает в столкновение с правом наемных работников на эквивалентный обмен. И как сказал Маркс, и что подтверждается практикой – при столкновении двух прав дело решается силой. Вот появилась в нашем анализе нелюбимая журналистами, писателями, публицистами, вучеными, и прочими лакеями буржуазии, классовая борьба.

 

ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ КЛАССЫ

Итак, в классовой борьбе сходятся монополия и наемная рабочая сила. А потому было бы интересно знать – кто победит в классовой борьбе? А для этого надо сопоставить величину силы противников, поскольку всегда побеждает сильнейший.

Величину самой силы измерить нельзя, но можно определить её величину по косвенным факторам, по величине её действия. А действие силы уже имеет объем, площадь, и другие поддающиеся измерению характеристики. Естественно, что величина силы монополии соответствует величине рынка, захваченного ею. Стало быть, сила монополии равна масштабу монополизированного рынка.

Монопольная цена рабочей силы невыгодна пролетариату и вызывает протест. Чтобы восстановить эквивалентность обмена, сила протеста наемных работников должна быть не менее, чем сила монополии. Значит, масштаб протеста наемных работников должен быть не менее масштаба монополизированного рынка; надо, чтобы в классовую борьбу включились все наемные работники на всем пространстве монополизированного рынка. Но контингент наемных работников разнороден, а потому нам следует рассмотреть структуру, как говорили раньше - армии наемного труда. А значит, классифицировать наемных работников.

Официальная классификация

Классификация – это одно из самых слабых мест в современном обществоведении и экономике. Западная наука, а за ней и наша демократическая, классифицирует наемную рабочую силу по величине дохода. Причем, как это есть в псевдонаучных и антинаучных теориях, величина дохода выводится не из определения, а декларируется по понятию.

Их классообразующие понятия отражают общие представления среднего избирателя о классовом делении общества. Ни о каком научном обосновании сих понятий не может быть и речи, поскольку строятся они чисто на внешних показателях. Вот и получается, что у так называемых ученых, журналистов и обывателей совершенно одинаковые представления о трех общественных классах – высшем, среднем, и низшем. Если с понятиями высшего и низшего класса у обывателя со средним образованием более-менее определенные понятия – миллионер и бомж, то с понятием среднего класса до сих пор у вученых мужей согласия нет, поскольку обыватель, он же средний избиратель, не определился в понятии среднего класса. Никак они не могут определить средний класс, особенно в так называемых "посткоммунистических" странах.

В самом деле – на Западе жизнь среднего человека требует своего дома или квартиру, машину, и хотя бы текущего счета в банке. Деклассированным элементам, или бомжам, всего этого не то что не надо, а просто не достичь. Поэтому классообразующие признаки так называемого среднего класса налицо – собственный дом, машина, и счет в банке. И желательно ещё какое-нибудь собственное дело, бизнес – мастерская по ремонту чего-либо, аптека, булочная, бакалейная лавка, и т.п. И потому у них в один общественно-экономический класс попадают не просто различные люди, а классовые враги. Так по наличию своего дома, машины и счета в банке, в один класс попадают наемный работник и его хозяин-капиталист. Поскольку этот метод классификации вообще не требует какого-либо научного подхода и анализа, то им пользуются с тем же успехом журналисты, депутаты, и дилетанты, возомнившие себя учеными.

Основная часть западных экономистов предпочитает определять общественно-экономические классы по величине дохода. Однако, поскольку величина дохода зависит от многих факторов, и в большой степени зависит от страны, то в определении значения дохода, собственно, абсолютной величины в измерении какой-либо валютой, царит полное молчание. Поэтому общественно-экономические классы у них в этом методе не определяются никак, и вся экономическая форма и сущность общественно-экономических классов представлена в современной науке только лишь термином, в который вкладывается каждым ученым и журналистом свое собственное понятие. Ведь если исходить из величины дохода, то я, например, могу предложить начать классификацию с уровня минимальной зарплаты где-нибудь в Африке или в Индии. А дальше определять каждый класс интервалом в один доллар. Пожалуй, несколько миллионов классов описать можно, за несколько жизней, а если ещё классифицировать миллиардеров, то целому институту работы хватит.

Естественно, эта псевдонаучная лабуда не только неприменима на практике, но и, не требуя никаких доказательств, сама показывает свою ошибочность. А потому на практике, даже буржуазные ученые и экономисты вынуждены пользоваться марксистской классификацией, при этом скромно замалчивая этот факт, разделяя общество на наемных работников, капиталистов, и единоличников, к которым относят и семейную форму организации труда и собственности.

Марксистская классификация

Научный метод классификации требует объединять людей в один класс относительно какого-либо объективного признака. Любая классификация должна быть относительна, поскольку безотносительная классификация означает, что каждый классифицирует по своему признаку, по произволу своего субъективного мнения. В экономическом смысле, классообразующий признак должен быть экономическим фактором. И так как главным и определяющим институтом в рыночной экономике является собственность, то и основным классообразующим признаком должно быть отношение к собственности. По этому признаку ещё Марксом и его предшественниками были определены классы владельцев капитала, или класс капиталистов и земельных собственников; класс неимущих, а вернее - лишенных собственности, или пролетариат; и класс мелких собственников, живущих плодами своего труда.

Поскольку труд делится на два вида – умственный и физический, то по виду труда рабочее население делится на класс работников умственного труда, или интеллигенцию; и класс работников преимущественно физического труда, или рабочий класс.

Вообще-то, главным классообразующим признаком Маркс считал противоречие. Именно противоречие между трудом и капиталом разделяет общество на два главных и самых сильных класса. Критиканы марксизма, конечно же не могли не обойти это положение марксизма. С появлением профсоюзов, а также законодательным закреплением более широких, чем при Марксе, прав наемных работников, введение пенсионного обеспечения, отпусков, медицинской страховки и других социальных гарантий, несколько сгладило противоречие между трудом и капиталом, конечно, только внешне. Нет сейчас на относительно благополучном Западе восстаний и расстрелов рабочих, как то было при Марксе, и критиканы марксизма открыли очередную "ошибку" Маркса. Рабочего класса нет, - утверждают они, марксистское классовое разделение общества устарело, было ошибочным, и т.п. Сами они, эти пропагандисты, думают и поступают в полном соответствии со своей классовой принадлежностью, когда дело касается денег, поскольку находятся в найме у буржуазии, но видеть этого не хотят. И дело здесь не в зависти и ненависти отдельных представителей интеллигенции, подвизающихся в услужении буржуев, а в их классовой принадлежности.

Классификация пролетариата на класс интеллигенции и рабочий класс по виду труда не является марксистской. Должно быть противоречие между интеллигенцией и рабочим классом. Если рассмотреть отношение интеллигенции и рабочих к собственности, то рабочие не имея собственности, не имеют и никаких прав собственника.

В отличие от рабочих, интеллигенция в структуре производства и обращения занята управлением, научно-техническим обеспечением производства прибавочной стоимости, и идеологическим обеспечением эксплуататорских отношений собственности. Интеллигенция реализует функцию собственника - управление. То есть - обладает правом управления, которое является одним из прав собственника, капиталиста. Таким образом, интеллигенция, по своему положению в отношениях собственности находится между рабочим классом и классом капиталистов. Обладая и реализуя право собственника, интеллигенция не является собственником, но её функция управления производством и обращением в интересах собственника, ставит интеллигенцию в один ряд с капиталистом в классовой борьбе, порождая справедливое недоверие рабочих к интеллигенции.

В капиталистическом обществе значение и социальный статус человека определяется количеством денег. И поскольку все деньги у собственников капитала, то именно капиталисты имеют высший социальный статус в капиталистическом обществе. Интеллигенция же, хоть и не имеет капитала, но по своей функции приближена к собственности, к высокому социальному статусу капиталиста, и по своему материальному положению стоит на второй ступеньке социальной иерархии капиталистического общества.

На третьей, как они говорят - низшей ступеньке капиталистического общества, поставлен рабочий класс. Таким образом, из трех классов в капиталистическом обществе решающее значение имеет класс капиталистов. Власть, государство, в конечном счете, в любом социальном конфликте поддерживает и защищает именно собственников, капиталистов.

Ни рабочие, и тем более интеллигенты, не хотят быть на вторых ролях. Как и что делать в деле управления производством и государством, класс интеллигенции знает, поскольку непосредственно этим занят. Но государство - это прежде всего побудительная сила, принуждение, а вот силы-то, у класса интеллигентов маловато для подчинения государства своим интересам. Нельзя же представить музыканта со смычком или бухгалтера с калькуллятором на баррикадах классовой войны. А вот рабочий, на худой конец с обрезком арматуры в руках, как раз вписывается в картину классовой борьбы. Таким образом, чтобы соблюсти свои интересы в борьбе за кусок валового общественного продукта, класс интеллигенции должен даже не взять к себе в союзники, а примкнуть к классу капиталистов или к рабочему классу, поскольку только они имеют достаточную общественную силу.

Здесь кажется, что естественным союзником класса интеллигенции должен быть рабочий класс. Однако, по мнению интеллигенции, рабочие ниже их не только по уровню образования, но по морально-этическим качествам, а потому интеллигенты все поголовно, уверены в том, что имея решающую силу, рабочие, взяв в руки власть, не смогут оценить трудовой вклад интеллигенции в общественном валовом продукте труда, в доходе предприятия, а потому будут гнобить труженников духа почище буржуев. Буржуй он хоть и сволочь, но ведь свой по функции управления, и по уровню образования на уровне интеллигенции, а потому интеллигент мнит, что капиталист, зная специфику управленческого труда, сможет намного справедливее, чем рабочий, оценить трудовой вклад интеллигента в прибыль капиталиста. Именно поэтому класс интеллигенции во всех классовых конфликтах встает на сторону класса капиталистов.

Даже не сознавая, но видя свою роль служанки буржуазии, интеллигенция, имея знания и средства пропаганды в своих руках, постоянно пытается отмазаться от этой своей сущности. В своей пропаганде, интеллигенция пытается представить общественные отношения капитализма не такими, какие они есть на деле, а в выгодном для себя свете. И тут мы можем видеть, слышать, и читать массу продемократической пропагандистской ботвы. Да и собственно, сама система парламентской демократии сформирована так, чтобы, сохраняя решающее значение класса капиталистов, дать интеллигенции поле общественной жизни для утверждения на нем незаменимого общественного своего значения. По тем же самым причинам демократическая интеллигенция всячески старается замолчать и дискредитировать марксизм, а так называемая "коммунистическая" и "марксистско-ленинская" извратить, поскольку он является единственным руководством к действию для рабочего класса, единственным руководством к действию для рабочего класса. Не случайно и то, что демократически настроенная интеллигенция всячески пытается внушить рабочему классу представления об общей с капиталистами цели производства, об отсутствии противоречия между тремя классами общества, да вообще пытается отрицать марксистское определение классовой структуры общества. Никто правда, в том числе и сами интеллигенты в эту пропагандистскую лабуду не верят, но деньги-то отрабатывать надо.

Однако, как бы они ни старались умалить значение открытий Маркса, не признать противоречия между капиталом и наменым трудом, они не могут. Противоречивые устремления владельцев капитала и рабочей силы образуют, относительно купли-продажи товара рабочая сила, класс покупателей рабочей силы, и класс продавцов рабочей силы. Конкуренция между покупателями рабочей силы, если она ничем не ограничена, оставляет на рынке единственного покупателя, который становится монополистом. Обладая исключительными правами, монополист получает возможность игнорировать законы рынка, и тем самым по своему произволу назначать цены товаров, не согласуя их с соотношением спроса и предложения. Таким образом на рынке устанавливается монопольная цена товара рабочая сила.

ТРИ ОТРЯДА РАБОЧЕГО КЛАССА

Однако, монопольная цена рабочей силы не падает с неба, а вырастает из рыночной цены рабочей силы, как вырастает из рыночной конкуренции монополия. Но рыночная цена товара, выражая его стоимость, является средней величиной. То есть, рыночная цена товара не отражает индивидуальной стоимости каждого конкретного товара, не отражает индивидуальных издержек производства. Поэтому, при установлении рыночной цены рабочей силы, например, слесаря в 500 рублей, эта цена не отражает индивидуальных стоимостей рабочих сил всех слесарей на рынке рабочей силы. У кого-то индивидуальная цена и стоимость рабочей силы выше рыночной цены, у кого-то на её уровне, у третьих она ниже. Поэтому при установлении даже рыночной цены рабочей силы, пролетариат разделяется относительно неё на три отряда – первый отряд, стоимость рабочей силы которого выше рыночной цены рабочей силы; второй отряд, стоимость рабочей силы которого на уровне цены рабочей силы; и третий отряд, стоимость рабочей силы которого ниже цены рабочей силы.

Это теоретическое положение пока что не имеет достаточного основания, и потому мы будем расматривать более грубое, но твердо устанавливаемое из практических данных деление пролетариата по рыночной цене рабочей силы на два отряда. Соответственно, стоимость рабочей силы первого отряда выше цены рабочей силы; а стоимость рабочей силы второго отряда ниже цены рабочей силы. Поэтому первый отряд несет убытки при обмене, а второй отряд находится в выгодных условиях. Соответственно, первый отряд готов всегда выступить на борьбу с капиталом за восстановление эквивалентности обмена, но второй отряд пролетариата, находясь в выгодных условиях, о борьбе даже не помышляет. Ведь всякая борьба не обходится без потерь, без убытков, а убытки никто нести не желает. Как видим, при установлении монопольной цены рабочей силы силы сторон в классовой борьбе неравны – монополия сильнее. Участники любой борьбы способны определить соотношение сил, и первый отряд пролетариата отлично видит, что второй отряд не выступит в его поддержку. Морально, они, конечно, поддержат, но исход всякой борьбы решает сила, а не слова. Практически каждый из нас знает. Что в случае конфликта с администрацией предприятия боевая группа рабочих состоит в основном из молодых, примерно до 40 лет. Более старшие - молчаливое большинство, кто ближе к пенсии стараются держаться подальше от начальства, чтобы не приписали к бунтовщикам, а то и поют под дудку администрации.

Деление пролетариата на два отряда, а при более грубой методике определения – на три, можно обнаружить почти в каждом социологическом исследовании на касающуюся тему. (Ясно, что специальных исследований на эту тему не проводилось.) Как-то в конце 1989 года по "Радио Свобода" сообщили о конфликте на "Боинге", когда коллективный договор не подписывался из-за разногласий среди рабочих. Более старшие рабочие были против увеличения сверхурочного рабочего времени, итак хватает. Более молодые, наоборот, были за сверхурочную работу, поскольку можно получить зарплату побольше. В №50 еженедельника "За рубежом" за 1989 год были опубликованы результаты опроса рабочих и служащих Запада комиссией Европейского Сообщества. Был задан вопрос – больше зарабатывать, сохраняя при этом нынешнюю продолжительность рабочей недели, или, сохраняя нынешнюю зарплату, сокращать рабочую неделю? Из 100 опрошенных высказались за сокращение рабочей недели; за повышение зарплаты; и те, кому эти варианты безразличны, в Дании – 55, 39, 6; в Германии – 44, 42, 14; во Франции – 42, 53, 5; в Италии – 31, 66, 3; Нидерландах – 29, 55, 16; Бельгии – 29, 50, 21; Великобритании – 26, 64, 10; Испании – 26, 53, 21; Греции – 17, 82, 1; Ирландии – 16, 79, 5; Португалии – 15, 64, 21.

Реальность общественной жизни никогда не бывает очерчена строго определенной постоянной величиной, монопольные тенденции, неравномерность развития, конъюнктура рынка, и другие факторы оказывают свое влияние, и потому три отряда пролетариата, как и все общественные показатели, видны как тенденция. Определять же в данном исследовании факторы, влияющие на соотношение первого и второго отряда пролетариата нет возможности – надо делать отдельное исследование.

Довольны ли зарплатой рабочие Западной Европы? "Справедливой" считают свою зарплату от 63 до 68 процентов рабочих Нидерландов, Германии и Швейцарии, 48 процентов – итальянцев, 39 процентов – британцев. В Испании только 37 процентов рабочих считают, что получают "по труду". Такие данные приводят авторы исследования, проведенного базирующейся в Лондоне организацией "Интернешенел сервей рисерч" ("Труд" 2 октября 1991 года).

ВЛИЯНИЕ МОНОПОЛЬНОЙ ЦЕНЫ НА ОБЩЕСТВЕННЫЕ ПРОЦЕССЫ

Таким образом, при установлении монопольной цены рабочей силы силы пролетариата в классовой борьбе недостаточно для победы. Однако, ситуация в общественной жизни не остается замороженной, даже не беря в расчет все факторы, ситуация на рынке рабочей силы и на производстве меняется вследствие естественного процесса обновления рабочей силы. Более пожилой второй отряд пролетариата уходит из производства и в сферу товарно-денежных отношений вступает новое поколение пролетариата. Если допустить, что новое поколение рабочей силы приходит с тем же культурно-образовательным уровнем, то следует признать, что общество остановилось в своем развитии. Однако, развитие общества – объективный процесс, который остановить ничем нельзя. И потому в производство приходит поколение новой рабочей силы с более высоким культурно-образовательным уровнем. Тем самым на место второго отряда пролетариата, ушедшего из производства, перемещается первый отряд, и становится уже вторым отрядом пролетариата. А на его место приходит новое поколение пролетариата, которое становится первым отрядом пролетариата.

Таким образом, мы имеем два отряда пролетариата хотя и с различным культурно-образовательным уровнем, но более высоким, чем культурно-образовательный уровень ушедшего из производства пожилого поколения рабочей силы. Однако, общественные и производственные отношения, и монопольная цена рабочей силы, остались прежними, такими, какими они сформировались во времена решающего положения ушедшего из производства прожилого поколения пролетариата, культурно-образовательный уровень которого ниже, чем уровень оставшегося в производстве и пришедшего в производство, отрядов пролетариата.

Таким образом, уже весь пролетариат, и первый отряд, и второй отряд, находятся в невыгодных условиях обмена, поскольку монопольная цена рабочей силы осталась прежней. Естественно, ни монопольная цена рабочей силы, ни общественные и производственные отношения уже не соответствуют возросшему культурно-образовательному уровню пролетариата. А возросший культурно-образовательный уровень означает более продолжительное рабочее время на производство рабочей силы, и значит, более высокую её стоимость и потребительную стоимость. Но монопольная цена рабочей силы остается низкой, и потому уже весь пролетариат на всем пространстве рынка вступает в классовую борьбу. Соотношение сил в классовой борьбе становится, как минимум – равным. А в борьбе равных противников наиболее вероятный результат – самоуничтожение. Пролетариату отступать некуда – рабочая сила не восстанавливается. И инстинкт самосохранения требует исключения угрожающих жизни условий, и стало быть, выход для пролетариата один – уничтожение монопольной цены рабочей силы, и следовательно, монополии.

Разгоревшаяся на всем монополизированном рынке классовая борьба, дает монополии четкое представление того, что её ждет. Чтобы не быть уничтоженной, монополия должна стать ещё сильнее. И поскольку сила монополии зависит от масштаба монополизированного рынка, монополия должна овладеть ещё более обширным рынком.

 

Рисунок 1

 

Новый рынок более широк, и вышедшая на него монополия на способна захватить сразу всё пространство нового рынка, а только ту часть, которую занимала на прежнем рынке.

 

Рисунок 2

 

Но остальное пространствао нового обширного рынка не остается свободным, поскольку на этом пространстве уже много других претендентов на монополию. Конкуренция делает свое дело, и остальное пространство нового рынка занимают новоявленные конкуренты, также претендующие на этот новый рынок.

 

Рисунок 3

 

Раз появляются конкуренты, то появляется конкуренция, а значит, монополия разрушается, исчезает. Естественно, с восстановлением конкуренции, восстанавливаются рыночные цены, в том числе и рыночная цена рабочей силы.

Новая рыночная цена рабочей силы выше прежней монопольной цены. Однако, величина её соответствует величине стоимости и потребительной стоимости только второго отряда пролетариата. Первый же отряд так и остается в невыгодных условиях обмена, поскольку второй отряд выходит из классовой борьбы, удовлетворившись возросшей ценой рабочей силы, возросшей зарплатой.

Возосшая цена рабочей силы, то есть – зарплата, увеличивает потребление пролетариата, и растет потребительский спрос. По законам рынка, спрос рождает предложение, оживляется конъюнктура рынка, в экономике начинается подъем.

Но конкурентная борьба не стихает ни на минуту. Все меньше и меньше капиталистов остается на новом рынке, влияние объективных факторов на ситуацию на рынке сокращается, и увеличивается влияние субъективного фактора. Конкурентная борьба приходит к своему логическому концу и на новом рынке остается один собственник капитала, который устанавливает свою монополию и монопольные цены.

 

Рисунок 4

 

Монопольная цена не зависит от соотношения спроса и предложения, и по мере обновления пролетариата всё более увеличивается несоответствие монопольной цены рабочей силы и растущей стоимости рабочей силы. То есть, - ещё более углубляется убыточность обмена рабочей силы для пролетариата. поскольку монополия сильнее, то увеличить монопольную цену рабочей силы, зарплату, нельзя. И тогда остается одно – сократить потребление рабочей силы. Молчание рабочих не означает прекращения сопротивления.

От Маркса мы знаем о первом законе экономики – законе экономии рабочего времени. Закон этот выражается в том, что каждый человек везде и всегда стремится сократить время на производство продукта труда. Капиталисты, журналисты, и прочие интеллигенты называют проявление этого закона ленью, иждивенчеством, стремлением к халяве, и т.п., но – только по отношению к рабочим, не желая видеть, что они сами в любом труде точно такие же.

Смыслом и целью труда наемного работника является не продукт труда, не товар, и не прибыль, а зарплата. Поэтому зарплата для наемного работника заменяет собой продукт труда, и подчиняясь закону экономии рабочего времени, наемный работник ищет способы сокращения рабочего времени для получения зарплаты. Рабочая сила продана на оговоренное время – допустим, 8 часов в день, и сократить рабочий день наемный работник не может. Поэтому приходится сокращать рабочее время в течение рабочего дня, сделав часть рабочего времени нерабочим. Как это делается, разъяснять, думается, не надо.

БЮРОКРАТИЗМ

Но кроме наемного рабочего, в процессе производства задействованы наемные работники умственного труда, в контингенте которых решающая роль принадлежит работникам аппарата управления. И работники аппарата управления также являются наемными работниками, а потому ограничения монопольной цены рабочей силы накладывается и на их зарплату.

Промышленное производство вышло из мастерских ремесленников. В те давние времена, имея несколько учеников и подмастерьев, ремесленник сам и производил, и управлял своим производством . Однако, когда производство выросло до масштаба мануфактуры, собственник, капиталист, уже не мог просто физически непосредственно управлять своим производством и оборотом капитала. Потребовалось формирование хоть и небольшого, но аппарата управления из наемных работников. Появились десятники, мастера, старосты, приказчики, управляющие. Естественно, с увеличением концентрации производства до фабрики, завода, компании, корпорации, рос и аппарат управления. Функция собственника – управление, в непосредственной своей форме была передана аппарату управления. Тот же рост количественного и качественного значения аппарата управления, можно видеть в ходе развития общества и государства от рода, к племени, и к государству в его рабовладельческой, феодальной, и капиталистической организации.

Но реализуя функцию собственника, аппарат управления не был и не является собственником. А потому он оторван не только от непосредственного производства, но оторван и от цели капиталистического производства – прибыли. У работника аппарата управления, как и у рабочего, целью труда становится не показатели производства, а зарплата. Монопольная цена рабочей силы управленца не зависит от результата его работы, и потому работник аппарата управления также подчиняется закону экономии рабочего времени. Хорошей работой зарплату не увеличишь, а потому остается сократить рабочее время в течение рабочего дня. Повышается спрос на кроссворды, увеличиваются перекуры, чаепития, посетитель внаглую отфутболивается к другому чиновнику, в общем – что бы ни делать, - лишь бы не работать. На поверхности производственной и общественной жизни появляется, как определено в традиции публицистики – бюрократизм.

Бюрократизм, как следствие отчужденности аппарата управления от продукта своего труда, появляется всегда и везде, где и когда отсутствует прямая связь между зарплатой управленца и результатом его работы. Бюрократизм понижает экономические показатели, и по моменту их снижения можно точно определить масштаб концентрации производства, когда бюрократизм становится общественной силой. Этот масштаб концентрации производства различен, и зависит от специфики производства: "Средний размер земельного надела ферм, относящихся к финснсово здоровым – 516 акров, а в группе «стрессовых» (по контексту – финансово нездоровых – Р.Ю.) 761 акров. Та же закономерность наблюдается и при анализе ферм по размеру пастбищ, по количеству скота и птицы." (В.Матусевич  «Призрак фермера» "Известия" 24 марта 1989 г.) Как видим, на 516 акрах фермер ещё может держать производство и управление в поле своего зрения, под контролем,  а от 761 акра и более приходится уже доверять свои доходы управленцам, которые не являются собственниками продукта своего труда, а потому доходность резко снижается.

"Как отмечают менеджеры «3М», оптимальный размер продуктового отделения составляет 200-250 млн долларов. (По стоимости производимой продукции. – Р.Ю.) Когда отделение выходит за эти рамки, то усиливаются тенденции, к замораживанию сложившегося ассортимента продукции." ("Мировая экономика и международные отношения" №9 1990 г. с.139) Менеджеры корпорации «3М» дают руководителям "продуктовых отделений" более широкие свободы в хозяйствовании, чем общепринято в США, давая при этом также более высокую заинтересованность в деньгах. Когда возможности повышения прибыли за счет увеличения нормы прибыли исчерпываются, руководители продуктовых отделений стремятся увеличить свой доход за счет увеличения массы прибыли, что требует увеличения объема производства и расширения аппарата управления. Чтобы сократить издержки производства, руководство вводит потолок зарплаты, и бюрократизм сразу показывает генеральным менеджерам «3М», что продуктовое отделения вышло за рамки эффективного масштаба производства.

Таким образом, монопольная цена рабочей силы затормаживает производство, снижается норма прибыли. Тормозится рост производительности труда, замедляется оборот капитала.

Вместе с тем продолжается процесс обновления рабочей силы. Второй отряд уходи из производства, и на его место приходит первый отряд, на место которого в свою очередь, приходит новое поколение рабочей силы, становясь первым отрядом рабочего класса. Нарастает накал и масштаб классовой борьбы, и усиливаются отрицательные тенденции в развитии экономики. С полным обновлением рабочей силы экономические показатели достигают своего минимума . классовая борьба своего максимума – монополия должна быть уничтожена или стать ещё сильнее. А стало быть, монополия должна выйти на новый, ещё более обширный рынок, на новый уровень господства.

СТРУКТУРНЫЕ СДВИГИ В ПРОИЗВОДСТВЕ И ПОТРЕБЛЕНИИ

(ЦИКЛЫ КОНДРАТЬЕВА)

На новом, более обширном рынке восстанавливается конкуренция и рыночные цены. Рыночная цена рабочей силы выше монопольной и поднимается до средней стоимости обновленной рабочей силы, снова деля рабочий класс на два отряда. Увеличенная зарплата позволяет увеличить потребление рабочего населения, растет спрос на потребительские товары, увеличивается производство. Норма прибыли увеличивается, стало быть, увеличивается предложение капитала, а значит, растет спрос на рабочую силу, а потому повышается её цена, зарплата. В экономике подъем.

Однако, спрос на рабочую силу не может расти бесконечно. Повышение спроса на рабочую силу над её предложением делает невозможным извлечение прибыли. Ведь в этом случае цена товара рабочая сила поднимается выше её стоимости, и покупатель рабочей силы – капиталист, несет убытки. Чтобы не допустить в этой ситуации снижения прибыли, требуется повысить производительность труда. По другому здесь повысить прибыль невозможно. Поэтому в период экономического подъема, который следует за уничтожением монополии, повышаются темпы обновления средств производства на новые, более производительные. Когда спрос на рабочую силу и её цена достигают максимума по отношению к норме прибыли, второй отряд рабочего класса обменивает свою рабочую силу на эквивалент и выше. То есть, зарплата второго отряда удовлетворяет его материальные и духовные потребности. Следовательно, зарабатывать ещё больше нет смысла.

Таким образом, возникает ситуация, когда дальнейшее повышение производительности труда невыгодно для всех отрядов рабочего класса. Первому отряду невыгодно потому, что достигшая своего максимума зарплата, более не повысится. Второму отряду повышение производительности труда невыгодно потому, что его духовные и материальные потребности удовлетворяются получаемой зарплатой. За просто так получить побольше, никто не откажется, но для каждого человека существует граница того количества труда, за которую он не переступит даже за большие деньги. Жизнь не только в работе и в деньгах, когда работа отнимает время, необходимое для удовлетворения духовных потребностей, человек, ( речь идет о наемном работнике, а не о капиталисте) ограничивает свое рабочее время. Так или иначе, но дальнейшее повышение производительности труда становится невозможным, поскольку рабочий не может произвести большую стоимость, чем стоимость его рабочей силы. Становится очевидным несоответствие потребительной стоимости сре дств производства, потребительной стоимости рабочей силы. То есть – недостаточный уровень образования рабочей силы по сравнению с более высоким уровнем развития сре дств производства. Как мы знаем по собственному опыту – нельзя ломового извозчика 20-х годов прошлого века, сажать на автомобиль конца прошлого века, поскольку он с ним будет обращаться как с телегой. Вертеть баранку и мало-мальски ездить по дороге его научить можно, но машина будет угроблена намного раньше расчетного срока эксплуатации. Требуется повысить образовательный уровень рабочих, преподав им необходимый образовательный курс.

Однако, учеба, процесс приобретения знаний – это процесс производства рабочей силы. Следовательно, во время учебы также затрачивается рабочая сила, как у преподавателя, так и у ученика. (В этом смысле правы педагоги, выступающие за то, чтобы за хорошую учебу платить зарплату и ученикам общеобразовательных школ.) Если работать по 8 часов, да потом ещё учиться по 4-6 часов, то воспроизводство рабочей силы становится невозможным. Если же рабочего на время учебы оторвать от производства, то ему надо платить полную стоимость его рабочей силы, в то время как он не производит прибавочную стоимость – прямые убытки капиталисту. Поэтому дешевле производить рабочую силу тогда, когда её стоимость минимальна, то есть – в детском возрасте. И капиталисты выставляют требование государству повысить общеобразовательный и специальный уровень рабочей силы.

Как мы здесь определили, эти требования выставляются во время и после экономического подъема. И именно после экономического подъема 80-х годов во всех странах Запада раздаются требования к правительствам реформировать систему образования и увеличить ассигнования на неё. "Менеджеров сегодня не надо заставлять говорить о недостатках американских школ. Вот ужасная история, которую поведали представители компании «Моторола». Они недавно установили, что для работы на предприятиях копорации люди должны обладать знаниями математики по крайней мере на уровне пятого класса, обнаружив при этом, что добрая половина её рабочих (мое примечание – это второй отряд рабочего класса) нуждается в дополнительном обучении для достижения этого уровня." («За рубежом» №22 1990 г.) Дин Торнтон из компании «Боинг»: "… школы не справляются со своей задачей, США должны сдвинуться с мертвой точки в области образования". (Там же.) "Би-Би-Си" 11 декабря 1991 года посвятила этой проблеме целую передачу, разделав правительство в пух и прах за то, что оно не уделяет развитию системы образования должного внимания, из-за чего Британия отстает в развитии от ведущих стран Запада.

Таким образом, увеличить норму прибыли повышением производительности труда становится невозможным. А потому приходится обратиться к наращиванию массы прибыли. А это означает захват рынка сбыта. Ожесточается конкурентная борьба, ускоряется концентрация производства и централизация капиталов. Пер Гюлленхаммер, глава концерна «Вольво»: "В автомобилестроении дела обстоят так: или ты кого-то проглотишь, или тебя съедят ." («Известия» 26 февраля 1990 г.) И как показывает практика – не только в автомобилестроении, но и везде.

Слияние капиталов сокращает число покупателей рабочей силы, а потому возрастает вляние субъективного фактора в экономической и общественной жизни, и конечным пунктом становится установление монополии и монопольной цены. Обновление рабочей силы идет своим ходом и увеличивается разрыв между монопольной ценой и стоимостью рабочей силы, обострояется классовая борьба, экономические показатели падают, и с приближением к моменту полного обновления рабочей силы производство и общество погружается в глубокий кризис, из которого только один выход – уничтожение монополии. И чтобы не быть уничтоженной, монополия должна стать ещё сильнее, монополия должна захватить более обширный рынок.

Здесь уже давно надо сделать выводы, которые вытекают из нашего анализа.

1. Виден механизм циклического развития экономики. На  протяжении срока обновления рабочей силы экономика проходит фазу интенсивного развития, когда норма прибыли повышается, и фазу экстенсивного развития, когда она сокращается.
    
2. Поскольку кризис монополизированного производства разрешается выходом монополии на более обширный рынок, захватом большего пространства рынка, и имея в виду то, что пространство рынка ограниченно пределами мирового рынка, следует вывод, что капиталистическое производство, дойдя до цикла монополизации мирового рынка, придет к неразрешимому кризису, поскольку большего рынка, чем мировой, нет. Поэтому из этого кризиса будет только один выход – уничтожение тех условий общественной жизни, котороые и породили этот кризис, то есть, уничтожение капиталистических производственных отношений, на смену которым придут социалистические.
    
3. Так как срок возникновения кризиса капиталистического производства связан с полным обновлением рабочей силы, то цикличность возникновения этих глубоких кризисов должна быть соизмерима со средним сроком трудовой активности человека, когда его товар рабочая сила находится в обращении. Учитывая короткую продолжительность жизни и раннее начало трудовой деятельности в ХIХ веке, удлинение продолжительности жизни и более позднее начало трудовой деятельности с учетом выхода на пенсию в ХХ веке, срок трудовой активности можно определить примерно в 40 лет. На продолжительную цикличность этих обширных кризисов первым обратил внимание Н.Д.Кондратьев, анализируя ститистические данные в 20-х годах, почему они и получили название "циклов Кондратьева". Датировка кризисов у других ученых ненамного отличается от кондратьевской, сходясь на 1820-30-е годы, 1870-е, 1920-30-е, и середину 1970-х годов.
    
4. Обновленная рабочая сила имеет более высокую стоимость вследствие более высокого уровня образования. И следовательно – более высокие и обширные материальные и духовные потребности. Это означает, что растет потребление, что в свою очередь требует увеличения производства во втором подразделении, в производстве товаров народного потребления.

Вместе с тем, с ростом стоимости рабочей силы становится выгодным внедрение новых, более производительных средств производства. И поскольку новые средства производства имеют большую производительность, то для производства необходимого общественного продукта труда, новых сре дств производства требуется меньше, чем средств производства старого поколения. Поэтому, относительно динамики развития производства потребительских товаров, производство сре дств производства развивается более низкими темпами. То есть, в сравнении, производство во втором подразделении увеличивается быстрее, чем производство в первом подразделении. Налицо структурный сдвиг как в динамике развития, так и в объемах производства.

5. Рост потребностей и потребления как потребительских товаров, так рост потребления рабочей силы вследствие повышения производительности труда, требует увеличения свободного от работы времени для воспроизводства рабочей силы. Следовательно, вместе со структурным сдвигом в производстве, должен происходить и структурный сдвиг в распределении рабочего времени и свободного от работы времени. То есть, должно сократиться рабочее время, что мы можем увидеть и на практике. Со времен Маркса, рабочий день с 12-14 часов сократился до 7 часов. Собственно, из-за этих структурных сдвигов в производстве и потреблении эти долговременные глубокие кризисы капиталистического производства были определены как структурные кризисы.

 

Если обратить внимание на динамику развития системы образования, то можно увидеть скачки в её развитии, которые как раз приходятся на середину циклов Кондратьева. В ХIХ веке ещё Маркс упоминал о жалобах английских капиталистов на низкий уровень образования рабочих, и потому в 40-е годы ХIХ века в Англии стали создаваться бесплатные начальные школы для детей фабричных рабочих.

В середине следующего цикла, на рубеже ХIХ-ХХ веков очередной скачок развития во всех странах Европы и Америки, в которых капитализм набрал силу. Увеличилось финансирование системы образования и охват ею рабочего населения, увеличился срок обучения, объем преподаваемых дисциплин, возникли новые виды учебных заведений.

В середине следующего цикла, в 1950-60-х годах – увеличение ассигнований и объема приобретаемых знаний, резкое расширение системы образвания переходом на всеобщее среднее образование.

А середина следующего цикла, в настоящий момент, мы видим увеличение срока среднего образования до 12 лет, и главное - развитие системы постоянного образования, в течение всего срока трудовой активности человека.

 

 

Структурные кризисы занимают экономическую науку давно – со времен структурного кризиса 1920-30-х голов, причина которого до сих пор не имеет объяснения современной наукой. Впрочем, как и все другие, поскольку в традиционном подходе их объяснить нельзя. Наши догматики от марксизма видели с великой депрессии последний перед кончиной общий кризис капитализма, о котором говорил Маркс. Конечно, Кондратьев, первый обративший внимание на долговременные колебания в экономике не вписывался в официальную версию происходящего, и потому погиб в сталинских репрессиях. А поскольку капитализм выжил, и к тому же бурно развивался, то наши академики, чтобы не нарушать догму о "загнивающем капитализме", просто отрицали существование длинных волн в экономике.

Найти причины возникновения длинных волн в экономике без ввода в анализ стоимости, потребительной стоимости, и цены рабочей силы, невозможно. Поэтому сам Кондратьев, и другие исследователи, видели причину длинных волн во внешних проявлениях структурного кризиса и течении длинной волны. Так Кондратьев видел причину в обновлении основного капитала, Шумпетер видел причину во внедрении принципиально новых сре дств производства и изобретений. Другие брали какой-нибудь внешний показатель экономики, например, учетную ставку, и раскрывая взаимосвязь с другими внешними проявлениями длинной волны, строили свою теорию. Хотя, из самой буржуазной теории видно то, что колебания учетной ставки банковского процента, объема кредитов, инвестиций, уровня цен, и т.д., - всё зависит от нормы прибыли. Ведь если норма прибыли удовлетворительна, то инвестиции капитала возрастают, и не надо искать каких-то иных причин, когда явно видно, что сокращение инвестиций происходит из-за снижения нормы прибыли. Но, видеть-то это буржуазные ученые скорее всего видят, однако, без ввода таких марксистских понятий как стоимость, потребительная стоимость, и цена рабочей силы, раскрыть причины и механизм длинных волн в экономике невозможно. Поэтому все их теории показали свою несостоятельность даже не в применении на практике, а в безуспешных попытках объяснить происходящее.

ОБЩАЯ СХЕМА ЦИКЛА КОНДРАТЬЕВА

После уничтожения монополии и выхода её на более обширный рынок, восстанавливается конкуренция и рыночные цены. Рыночная цена рабочей силы выше монопольной и потому снижается норма прибыли. Чтобы повысить норму прибыли приходится внедрять новые, более производительные средства производства. Обновление средств производства повышает производительность труда и норму прибыли. Повышенная цена рабочей силы увеличивает потребление рабочего населения, растет спрос на товары народного потребления и средства производства. Увеличивается производство, растет спрос на рабочую силу и её цена, сокращается безработица и затухает классовая борьба, растет спрос на заемный капитал, потому растет учетная ставка банковского процента, инфляция минимальна, в экономике подъем.

Когда спрос на рабочую силу достигает своего максимума, и когда на рынке и в производстве решающей силой становится новое поколение рабочей силы, первый отряд рабочего класса, стабилизируется норма прибыли и цена рабочей силы. Норму прибыли уже не увеличить, и потому приходится обратиться к наращиванию массы прибыли. Конкурентная борьба обостряется и начинается монополизация рынка.

Монопольные тенденции понижают экономические показатели, поскольку с обновлением рабочей силы увеличивается несоответствие монопольной цены рабочей силы средней стоимости рабочей силы. Это несоответствие, будучи абсолютно невыгодно для наемной рабочей силы, нельзя исправить повышением цены рабочей силы. И тогда остается только понизить потребительную стоимость рабочей силы до уровня её монопольной цены. То есть, снизить качество рабочей силы, а стало быть, и качество труда. Ведь стоимость рабочей силы уже произведена, а потому стоимость произведенного товара снизить нельзя. А вот потребительная стоимость рабочей силы полностью подчинена воле наемного работника, поскольку реализуется в труде.

Но все вышеперечисленные отрицательные качества монополии не самые главные. Главное то, что монополизация рынка прежде всего уничтожает все возможности развития производства как в качестве, так и в количестве. Замороженный ассортимент и качество продукции являются признаком не только государственно-монополистического капитализма Советского Союза, но и частнокапиталистического Запада.

Монополизированный рынок – это внешнее проявление достаточно развитого производства для своего времени и места. Ведь для того, чтобы свалить противников в конкурентной борьбе, надо иметь более мощную силу, а стало быть, более развитое во всех отношениях производство. Но кроме этого, монополизация рынка означает, что и сфера обращения, также схвачена крепко. То есть, запущен конвейер рекламы, налажена повсеместная реализация и при необходимости создана сеть послепродажного обслуживания. Пробиться сквозь эту стену новому товару, практически невозможно. И наглядный пример всегда у нас перед глазами – рынок прохладительных напитков моноплизирован Кока-Колой и Пепси; рынок кинофильмов – Голливудом; рынок куриного мяса опять же американскими производителями, рынок бананов, на котором царствуют калифорнийские фирмы, вообще находится под защитой американского правительства. Или взять рынок операционных систем, монополизированный Майкрософт – глючит и Windows, и Internet Explorer, по несколько раз перезагружаться приходится за сессию, но другого ничего нет. Никто не возьмется вкладывать миллионы в новую операционную систему, потому что заведомо известно, что деньги в данной ситуации будут выброшены на ветер.

Таким образом, чтобы на монополизированном рынке иметь успех, новый производитель нового товара должен сразу иметь ту же экономическую мощь что и монополия. Но этой мощности сразу быть не может, а потому развитие монополизированного рынка в части расширения ассортимента и качества товаров становится невозможным.

Единственная возможность развития производства и рынка остается в производстве принципиально нового товара, предназначенного для удовлетворения иного рода потребностей, нежели товар, производимый монополией. Однако, прежде всего на этот товар должен возникнуть спрос. А спрос на принципиально новый товар может возникнуть только тогда, когда в сферу потребления проникнет достаточно заметная для производства масса потребителей, которые выражают этот спрос.

Но и этот спрос, в свою очередь, не может возникнуть просто так и на пустом месте. Всякий спрос в своей основе имеет потребность человека. И чтобы потребность породила новый спрос на новый товар, она должна углубиться, возвыситься, и расшириться. То есть, увеличиться в своем качестве и количестве. Но монополистическое производство формируется на основе потребностей и спроса старого поколения рабочей силы, и потому для того, чтобы возник спрос на принципиально новый товар, должен обновиться контингент потребителей, а значит, должна обновиться рабочая сила, ведь как мы выяснили, только новое поколение рабочей силы имеет более высокие и обширные потребности. Поэтому на определенный период сравнимый со сроком обновления рабочей силы, ассортимент и качество производства замораживается из-за отсутствия платежеспособного спроса.

Таким образом, как в силу субъективных факторов, так и в силу объективных факторов, монополизация рынка затормаживает развитие производства и общества. Отрицательные тенденции в экономической и общественной жизни углубляются и расширяются, приводя к неизбежному кризису, выход из которого может быть один - уничтожение тех условий, которые и породили кризис. И так как условия экономической и социальной жизнедеятельности общества никогда не оторваны друг от друга, то выход из кризиса знаменует собой структурные изменения в экономической и социальной жизни общества.

ВОЛНЫ ОБНОВЛЕНИЯ ПОСТОЯННОГО КАПИТАЛА

Повышение цены рабочей силы во время структурных кризисов вследствие восстановления рыночной её цены, само по себе понижает норму прибыли. Чтобы повысить норму прибыли следует повысить производительность труда. Поэтому с восстановлением рыночной цены рабочей силы поднимается на пространстве производства волна внедрения в производство новых, более производительных средств производства, которые не внедрялись ранее из-за низкой монопольной цены рабочей силы.

На отдельных участках производства новые средства производства внедряются сразу же после их появления, но – только там, где в силу сложившихся условий, специфики производства и потребления продукции, требуется производить продукт труда с максимально возможным высоким качеством. В политэкономической терминологии – с максимально высокой потребительной стоимостью. Например, в сфере высоких технологий, в оборонной промышленности. Зарплата там, как у нас до демократии, так и в США, выше, чем на других производствах. Поэтому как только в конце 1940-х годов появились компьютеры, они сразу стали использоваться как у нас, так и в США, только в науке и обороне. По всему горизонту производства компьютеры стали распространяться только во время структурного кризиса конца 1970-х годов.

Переход от экстенсивной фазы развития к интенсивной фазе длинной волны, что знаменует собой структурный кризис, требует принципиально новых средств производства. Принципиально новых – это более высокого уровня качества, который соответствует более качественно высокому уровню образования рабочей силы нового поколения. Спрос рождает предложение, и потому начиная со структурного кризиса и кончая завершением интенсивной фазы развития, возрастает число внедрения в производство принципиально новых разработок и научных открытий. Когда начинается процесс монополизации и развитие переходит в экстенсивную фазу, внедрение новых средств производства становится невыгодным, спрос на новейшие достижения научно-технического прогресса падает, но возрастает спрос на возможности повышения эффективности уже действующего производственного потенциала. Поэтому в этой фазе цикла достижения научно-технического прогресса направлены на совершенствование уже внедренных средств производства и технологий, возможности которых к началу следующего структурного кризиса приближаются к физическим возможностям человека и природных материалов.

Так во время структурного кризиса 1820-30-х годов ХIХ века началось широкое внедрение в производство машин и парового двигателя, изобретенного ещё в ХVII веке. Военный флот развитых стран Запада был переведен на паровую тягу, что позволило Англии и Франции без большого труда и потерь полностью уничтожить парусный флот России на Черном море в Крымской войне.

Структурный кризис 1870-х годов ознаменовался более значительными новациями – началось производство машин машинами, появились новые отрасли промышленности – химическая и тяжелое машиностроение. Появилось новое средство связи – телеграф, и новое средство передвижения – автомобиль. Военный флот России был переведен на паровую тягу и началось строительство стратегически важной для обороны сети железных дорог.

Структурный кризис 1920-30х годов: повсеместное внедрение конвейера, изобретенного Фордом ещё в начале века; замена гужевого транспорта на автомобильный; повсеместное распространение тракторов в сельском хозяйстве, хотя первые ещё паровые тракторы стали использоваться ещё при жизни Маркса; переоснащение заводского оборудвания электромоторами, которые появились вместе с паровыми тракторами. Новые средства связи и сообщений – радио и авиация, которые до кризиса применялись исключительно в военном деле, вышли на горизонт гражданского потребления.

Структурный кризис 1970-х годов: внедрение электронного оборудования на полупроводниковой базе, хотя первые транзисторы и полупроводниковый диод были сделаны ещё в 1930-х годах; микропроцессорная оснастка средств производства, првый станок с ЧПУ был сделан в 1947 году для одного из военных заводов США; внедрение лазерных технологий в промышленности – первый лазер был сделан в 1950-х годах. Перечислять можно много, но вот внедрение биотехнологий оказалось невыгодным. В 1975 году в США была образована первая генотехнологическая фирма, однако и сейчас биотехнологии применяются только в научных исследованиях.

Таким образом, в волнах внедрения новых средств производства во время и после структурных кризисов можно проследить четко выраженную тенденцию внедрения достижений научно-технического прогресса, которые определенное время были невостребованы капиталистическим производством, несмотря на все "стимулы" конкуренции, о которых нам поют сказки пропагандисты частной собственности. Новые средства производства внедряются тогда, когда становятся выгодными, а не потому, что конкуренты наступают на пятки. Вот, например, существует очень много производств, тяжелых и вредных для здоровья работающих там людей. А потому по понятиям гуманности и демократии, следует автоматизировать эти процессы, чтобы участие человека во вредных и тяжелых производствах сводилось тоолько к контролю. Тем более, что все технические возможности для этого имеются.

Но мы даже не будем брать в расчет гуманность, мы просто сопоставим реальность с логикой буржуазной экономической теории. Итак, постулат буржуазной теории гласит, что конкуренция вынуждает капиталистов внедрять новую, более производительную технику и технологию. Однако в реальности всё по другому.

"Так, по оценкам видного американского ученого П.Дракера, уже к середине 80-х годов имелась технологическая возможность полной автоматизации порядка двух третей всех производственных операций, осуществляемых в американской экономике. Однако эта возможность не была реализована, поскольку обновление вещественных факторов производства определяется не "имманетной" логикой техники, а логикой взаимоотношений труда и капитала." ("Рабочий класс и современный мир" №6 1989 г.)

Как обычно у наших экономистов формулировки даже не абстрактны, а настолько заумны, что очень непросто определить – что же хотел скать вученый сией сентенцией. Надо полагать, что "вещественные факторы производства" – это средства производства, а "логика взаимоотношений труда и капитала", наверное классовая борьба. Утверждать любовь между трудом и капиталом, нормальный ученый не будет.

"Альтернативой дезагрегированным сетевым корпорациям являются полностью автоматизированные, управляемые ЭВМ безлюдные "заводы будущего". В настоящее время существуют все отдельные элементы подобных систем: суперкомпьютеры и микрокомпьютеры, оптические системы связи, автоматизированные транспортные системы, заменяющие ковейер, станки с ЧПУ, промышленные роботы, обрабатывающие центры, системы автоматизированного проектирования, управления производством и управления складскими запасами, гибкие производственные системы (ГПС). Широкого распространения эта практика, однако, ещё не получила, ввиду высокой стоимости необходимых систем. Тороможение темпов роста заработной платы, наличие значительной безработицы в зоне развитого капитализма, возможность переноса производства в развивающиеся страны являются серьезными препятствиями на пути развития полностью автоматизированного производства. В особенности затруднительно создание "безлюдных производств" для мелких и средних предприятий. . . Характерно, что в США примером наиболее успешного использования безлюдного производства является автоматизированная система на заводе фирмы "Воут аэроспейс продакт", производящем бомбардировщики Б-1Б" ("Рабочий класс и современный мир" №2 1989 г.)

СТРУКТУРНЫЕ СДВИГИ В ПОТРЕБНОСТЯХ РАБОЧЕЙ СИЛЫ

Но структурные сдвиги в производстве и потреблении имеют побудительную причину в структурных сдвигах в потребностях рабочей силы. Обновленная рабочая сила имеет более высокую стоимость. Следовательно, для собственников рабочей силы требуется и больше средств существования. Поэтому потребление рабочей силы увеличивается.

Вместе с тем, новые средства производства, имея более высокую производительность, требуют увеличения потребления рабочей силы. Повышение производительности труда увеличивает и потребление рабочей силы. Стало быть, требуется увеличить свободное от работы время для воспроизводства рабочей силы. И обновленный рабочий класс, ломая сопротивление капитала добивается сокращения рабочего времени. Так в ходе структурного кризиса 1820-30-х годов рабочий день сократился с 16-14 часов до 14-12 часов. Во время структурного кризиса 1870-х годов – до 12-10 часов, во время структурного кризиса 1920-30-х годов – до 8 часов. В ходе структурного кризиса 1980-х годов рабочий день сократился до 7 часов.

Кстати, сокращение рабочего времени по большому счету доказывает правоту утверждения Маркса о неизбежности коммунизма. Если посмотрим на движение показателей продукта труда, в объемах и качестве, и рабочего времени, необходимого на его производство, например, с начала ХIХ века до сего времени, то мы увидим, что при увеличении производства продукта труда, рабочее время сокращается.

Ясно, что история человечества и производства материальных благ на 7-часовом рабочем дне не закончится, и если продолжить динамику показателей в будущее, то в определенный момент рабочее время достигнет нулевой отметки, то есть, исчезнет стоимость, а значит, отомрут товарно-денежные отношения, рынок, и прочие условия экономической формации общества. А стало быть, возникнут условия коммунистического устройства общества. Частная собственность возникла совсем недавно, по историческим меркам, только буржуазные революции утвердили её господство. И полагать, что частная собственность утвердилась навсегда, в научном смысле по меньшей мере наивно.

С ростом стоимости рабочей силы происходит сдвиг в структуре потребления, откликаясь на изменение в значимости потребностей на данный этап развития. Материальные потребности первичны, а потому стоят на первом месте и удовлетворяются в первую очередь, и кроме того – конечны. Человек не может и не будет есть в два раза больше потому, что стал зарабатывать в два раза больше. Поэтому с удовлетворением первичных материальных потребностей в пище, одежде, жилье, и т.д., дальнейший рост потребления направлен в большей мере на удовлетворение духовных потребностей. Так, если в 1820-30-х годах было не до жиру, быть бы живым, то с 1870-х годов рабочее население смогло приобщиться к печатному слову. Именно тогда издательство газет и журналов обратилось к народным массам, что в свою очередь, стало возможным благодаря новорожденной системе общего образования. В 1930-30-х годах народ приобщился не только к граммафонным записям песенного и музыкального творчества, но вкусил достижения новых видов искусства – кино и джаза. Во время структурного кризиса 1970-х годов по всему горизонту потребления начали распространяться цветные телевизоры, которые появились в конце 50-х годов; видеомагнитофоны, появившиеся в конце 40-х годов; персональные компьютеры, на всем пространстве утвердился в новый вид музыкального искусства – рок с его многочисленными стилями. Возросшие духовные потребности получили поле для своей реализации не только в традиционных видах спорта, но и во вновь возникших видах.

Структурный кризис 1970-х годов знаменателен тем, что отчетливо выявил тенденцию направленности общественного производства и потребления на удовлетворение духовных потребностей человека, показывая структурный сдвиг в потребностях обновленной рабочей силы, во всяком случае – на горизонте развитого капиталистического производства.

Возрастание количества видов спорта, возрастание направлений и стилей во всех видах искусства, самодеятельного творчества, обогащение ассортимента товаров и услуг, показывает нам процесс индивидуализации как производства, так и потребления. То есть, общественные процессы, возрастая в количестве и качестве, стремятся к удовлетворению материальных и духовных потребностей каждого человека, что вкупе с научно-техническим прогрессом приведет к тому, что каждый человек, как то и предвидел Маркс, будет иметь возможность самореализации своего духовного потенциала. А это уже коммунизм, но, естественно не та его профанация, которая представляется ныне буржуазными средствами массовой дезинформации, а тот, который является неизбежной фазой развития общества.

В ответ на эти утверждения, почти всегда слишится смешок тех, кто знает марксизм по пропаганде нынешней власти – а кто, мол, будет варить сталь, печь хлеб, если все будут артистами и музыкантами? Варить сталь, печь хлеб, и даже чистить сортиры, будут машины. (Как слесарь-сантехник я говорю это со знанием дела.) Уже сейчас создан робот для уборки квартир, а сортир по своим конструктивным характристикам и технической оснастке гораздо проще всей квартиры. Мощность персональных компьютеров и программное обеспечение позволяют пока делать только мультфильмы, но стремительно приближается время, когда можность персональных машин и программного обеспечения позволит каждому пользователю создавать полнометражные фильмы. Забил в программу свой портрет, и делай что хочешь. Мир утонет в произведениях компьютерного киноискусства.

МЕЛКИЙ БИЗНЕС В ТЕЧЕНИЕ ЦИКЛА КОНДРАТЬЕВА

Постулат буржуазной экономической теории о мелком бизнесе гласит, что он является основой экономики, двигателем научно-технического прогресса и экономического развития. Однако, с провозглашением этой догмы все почему-то не приводят конкретных цифр, которые показывают, что на горизоте развитого капиталистического производства 80-90% промышленного производства по объему и стоимости приходится именно на крупные предприятия. Помнится, с каким пафосом демократические "аканамисты" костили наши советские монополии за их большие размеры, хотя, наша самая большая "монополия" – ГАЗ, в лучшие времена имела 150 тысяч работников, а у "Дженерал моторс" - 300 тысяч.

Пропагандисты капитализма как всегда перевирают факты так, как это им нужно. Мелкий бизнес сосредоточен совсем не в производстве стоимости, а в сфере обслуживания – торговле, в бытовом обслуживании, сфере досуга, консалтинге, рекламе, и т.п. Фактически – в сфере распределения созданной стоимости. Первоначальный импульс для развития мелкого бизнеса исходит всегда и везде от крупного производства, а не наоборот.

Структурный сдвиг в потребностях, а стало быть в потребительском спросе, рождает соответственное предложение товаров. Естественно, что традиционные отрасли производства не могут удовлетворить вновь возникший спрос на новые товары – надо ломать старое производство и строить новое. А это все равно, что создавать производство заново.

Но любой спрос не возникает сразу в своей полной величине, соответствующей количеству потребителей. Любой спрос начинается с наименьшей величины и растет постепенно, в соответствии с увеличением потребителей новых товаров. То есть, величина спроса на новые товары вследсвтие структурного сдвига соответствует динамике обновления рабочей силы. Если возник спрос на персональные компьютеры, то он не будет сразу в объеме 3-6 млн штук в год, допустим, на пространстве рынка США, дай бог толкнуть 2-3 тысячи. С чего и начал Стив Джобс, основав свою компанию "Эппл компьютер".

Возникновение платежеспособного спроса на новые товары, соответствующие сдвинутой структуре потребностей обновленного контингента потребителей, приходится на самый конец фазы монополизации и в фазе уничтожения монополии, когда на рынке доминируют крупные производители с большими объемами производства. И тут будь ты хоть бюрократом брежневской выучки, хоть пламенным революционером, но крупное производство переналаживать на небольшой, только что возникший спрос, никто не будет, тем паче, что спрос на традиционные товары ещё не иссяк. Какой толк гиганту IBM браться за выпуск персональных машин в количестве 2-3 тысячи в год стоимостью 400-1000 долларов? Овчинка выделки не стоит. Вот и поднимается после структурных кризисов волна грюндерства в мелком предпринимательстве.

Ещё Маркс показал в "Капитале", что крупное производство производит продукцию с меньшими издержками, чем такое же, но мелкое. И потому несмотря на бюрократизм крупных предприятий, издержки производства у них ниже, чем на предприятиях мелкого бизнеса, в чем нас убеждают пропагандисты капитализма. Когда "Эппл компьютер" вышла на национальный американский рынок с подходящим для "Ай-Би-Эм" масштабом реализации персональных компьютеров, "Ай-Би-Эм" просто проглотила "Эппл компьютер", и пришлось символу американского духа предпринимательства – Стиву Джобсу, начинать новое дело, на котором он и погорел, поскольку рынок был уже схвачен крепко.

Был такой кандидат в президенты США – Рос Перо. Занимался он обслуживанием компьютеров, одним из первых, и расширил свое дело на весь штат, в котором жил. Но когда он вышел за пределы своего штата со своим бизнесом, то столкнулся с тем же бизнесом "General motors". И несмотря на то, что реализация компьютеров увеличивалась, и, соответственно, рос спрос на обслуживание компьютеров, но продать свою фирму Росу Перо пришлось. Всё тому же "Генералу моторов".

Если следовать логике и постулатам буржуазной экономической теории, то выходит, что Стив Джобс и Рос Перо одним махом в одночасье лишились чутья конъюнктуры рынка, инициативности, стремления к успеху, во общем – лишились предпринимтельского таланта. Были Рос Перо и Стив Джобс предприимчивыми и талантливыми, а стали ленивыми и глупыми. Нестыковка получается, и их теория ничего не говорит – как это получилось?

Примерно в середине цикла, когда на рынке решающее значение принимает новое поколение рабочей силы, начинается процесс монополизации и крупные компании давят мелких конкурентов. Тем более, что техническая оснащенность мелких предприятий всегда отстает от крупных предприятий. Но в буржуазной теории, как и в пропаганде капитализма, всё наоборот. И теоретики и пропагандисты капитализма утверждают, что мелкие предприятия раньше и быстрее всех внедряют новую технику и технологию. Но на практике, как это есть во всей буржуазной теории, все наоборот, дескать, мелкий бизнесс наиболее восприимчив к научно-техническому прогрессу.

"Широкое обследование предприятий, проведенное специалистами школы имени Кеннеди при Гарвардском университете показало, что американские мелкие фирмы не располагают ни одним станком с числовым программным управлением и не планируют их закупки." («Экономическая газета» №44 1989 г.)

После структурного кризиса, в фазе экономического подъема поднимается волна мелкого предпринимательства, как это было в 1980-е годы, после кризиса 1970-х годов. Но в середине длинной волны, когда начинается процесс монополизации, на поверхности остаются только сильнейшие. То есть, крупное производство, что мы можем увидеть на протяжении 1990-х годов.

"В Японии растет число банкротств предприятий и компаний. В апреле этот показатель увеличился почти на 60 процентов по сравнению с аналогичным прошлогодним периодом." («Труд» 18 мая 1991 г.)

"Около 8 тысяч американских компаний объявили себя банкротами в апреле нынешнего года, сообщает газета деловых кругов США "Уолл стрит джорнэл". Это на 50 процентов больше, чем год назад." («Труд» 30 мая 1991 года.)

Так что взлет мелкого предпринимательства обусловлен уничтожением монополии, и его роль и значение в конечном счете сводится к тому, чтобы взращивать спрос и сдабривать конъюнктуру рынка для крупного бизнеса, на котором он и соберет свою монопольную прибыль.

ОБЩЕСТВЕННОЕ СОЗНАНИЕ В ТЕЧЕНИЕ ЦИКЛА

Экономика имеет определяющее значение на все общественные процессы, что бы там ни говорили "носители духа культуры", и потому на протяжении цикла долговременных колебаний в экономике, мы можем видеть как вместе с колебаниями нормы прибыли, стоимости и цены рабочей силы, изменяются и все общественные процессы – конъюнктура рынка, величина спроса и предложения, безработица, уровень преступности, динамика самоубийств и душевных заболеваний, и т.д.

В фазе экономического подъема вместе с укреплением экономической мощи государства крепнет и общественная мораль, доминирующая идеология объявляется самой правильной и вечной общечеловеческой ценностью. Власть и интеллигенция поют песню величию страны и нации, попутно поучая другие страны правильному принципу государственно-экономического устройства.

Когда же начинается фаза падения экономических показателей, как например в начале 1990-х годов, вектор общественных тенденций меняет направление:

"Федеральный резерв предлагает самые низкие учетные ставки за последние 30 лет на краткосрочные ссуды. Уже который раз за 92 год отмечается падение курса акций в Японии." («Голос Америки» 12 апреля 1992 года)

Собственно, процесс падения экономических показателей мы видели на практике. Единственное, что сгладило этот процесс во времени, и даже на некоторое время выправило тенденцию, это развал экономики Советского Союза. Товары из США и Европы заполнили открывшийся для западного капитала рынок бывшего соцлагеря, что дало даже толчок развитию западной экономики. Но это долго продолжаться не будет, рано или поздно рынок насытится, что мы уже можем наблюдать отчетливо, и потому падение должно быть более резким и глубоким, сравнимым с "великой депрессией" 1930-х годов.

Как отмечалось выше, процесс падения экономических показателей связан с тем, что на арену общественной жизни и производства приходит новое поколение рабочей силы. Величина зарплаты, сформировавшаяся на базе стоимости рабочей силы ушедшего из производства поколения, не может обеспечить удовлетворение потребностей нового поколения рабочей силы. Возросшие материальные и духовные потребности нового поколения не могут быть удовлетворены ни духовным содержанием труда прежнего поколения, ни духовным содержанием свободного от работы времени прежнего поколения, ни продолжительностью рабочего и свободного от работы времени, ни, само собой, величиной зарплаты. А потому значимость труда как источника средств для удовлетворения материальных и духовных потребностей, и как способа самореализации,падает. Моральные устои и принципы прошлого поколения рабочей силы уже не имеют того значения в структуре ценностей нового поколения, какое было у ушедшего поколения рабочей силы. Поэтому с приближением к очередному структурному кризису, на поверхности общественной жизни и производства явно выступает ухудшение отношения к труду, законам, ценностям, - ко всему, что олицетворяет собой уходящее поколение рабочей силы. Упадок трудовой и общественной морали, пренебрежение к законам и этическим принципам прошлого поколения, утвердившимся в обществе, является следствием противоречия между возросшей стоимостью рабочей силы, и её низкой ценой; между возросшими потребностями и узкими возможностями их удовлетворения. Когда даже самый интенсивный труд не может дать необходимых средств существования, необходимых средств для удовлетворения материальных и духовных потребностей, то просто незачем работать хорошо и много – выше потолка назначенной, а не заработанной зарплаты, не получишь.

"Опрос, проведенный институтом Эмнида показал, что за последние годы катастрофически возрос удельный вес людей, считающих работу лишь неизбежным злом, средством для зарабатывания денег. Этот процент особенно высок среди молодого поколения. Отчетливо выражено стремление иметь больше свободного времени; желание трудиться на нескольких работах заметно поубавилось." (Вернер Зигерт, Лючия Ланг "Руководить без конфликтов" М. 1990 г. стр.257)

Структурный сдвиг в потребностях нового поколения объясняет отчасти и сокращение рождаемости в развитых странах, хотя главная причина в другом. Когда в обращение поступили дешевые противозачаточные средства, политики и ученые Запада, обеспокоенные опережающим ростом населения, надеялись, что это сможет сократить рождаемость в развивающихся странах третьего мира, где нехватка продовольствия всегда была хронической. Однако, уровень рождаемости упал не в Индии или Зимбабве, а на Западе. Демографы нашли причину в противозачаточных средствах, но дело в том, что в 70-х годах на арену общественной жизни развитых стран вышло новое поколение рабочей силы, с возросшими потребностями. А стало быть, с возросшей потребностью самореализации.

Естественно, капиталистические производственные отношения, и тем более в фазе монополизации, когда не заработать денег на удовлетворение материальных и духовных потребностей, сужают возможность самореазации, а появление детей и того более. Поэтому с ростом общего уровня образования, вместе с возрастанием потребностей, снижается общий уровень рождаемости, а срок рождения детей сдвигается на более поздний срок, когда после создания материальной базы жизни, после достаточного удовлетворения материальных потребностей, рождение и воспитание детей становится духовной потребностью.

Однако, вернемся к противоречию между новым поколением рабочей силы и устнавленными производственными отношениями. несмотря на жесткие требования, число нарушений трудовой дисциплины растет, как растет количество прогулов и текучесть кадров. В компании «СААБ» в Швеции к началу кризиса 1970-х годов текучесть кадров достигла 70 процентов в год.

"В 70-х годах США побили рекорды капиталистического мира по прогулам, текучести кадров, сознательному снижению темпов работы, забастовкам, выпуску продукции низкого качества… По существу, в 70-х годах произошло неафишированное восстание молодого поколения рабочего класса против отношений господства и подчинения на производстве." («Вопросы экономики» №9 1990 г. стр.132)

Такой моральный настрой, конечно, не способствует подъему экономики. Начинаются поиски причин. Но поскольку истинные причины остаются до сих пор недоступными для дворников и академиков, то все обращаются в субъективным причинам. Снижение доли умственного труда, когда потребительная стоимость рабочей силы волевым порядком её собственника – рабочего, снижается до уровня цены рабочей силы, проявляется в видимой части труда как неумение работать, а закон экономии рабочего времени проявляется как уклонение от работы, и потому второй отряд рабочего класса – ветераны труда, работники предпенсионного возраста, вкупе с журналистами и социологами сразу находят причину – молодежь не хочет работать! Интеллигенты всякой масти, видя "неумение" работать, добавляют – и не умеют работать! И поднимается волна обличительства – ветераны: да мы за 50 рублей работали, а они за 200 не хотят! Интеллигенты: (прямо не скажешь рабочим – мол, вы, ханыги, только у пивных ларьков стоять можете, интеллигентность не позволяет, а потому говорят абстрактно, расплывчато, как бы не отделяя себя от народа, что также в духе интеллигенции не отделять себя, а вернее – отждествлять себя в качестве народа) мы разучились и не умеем работать! И так не только у нас, но и во всех странах в соответствующей фазе длинной волны. Так после многих поражений в конкурентной борьбе с японцами, американские политики, журналисты и экономисты почти убедили американский народ в том, что он разучился и не хочет работать.

Однако, обвинениями в адрес рабочих и всего народа положение не исправишь. Падение экономических показателей продолжается, и поскольку старое идеологическое обеспечение уже не может подсказать пути выхода из кризиса, то как всегда наготове имеются уже готовые рецепты от интеллигенции разной масти. Националисты кричат, что во всем виноваты евреи, лица "кавказской" национальности, русские, сербы, армяне, и т.д., в зависимости от страны. Причем, сплошь и рядом, все националисты, признавая за своим народом все права, придя к власти, освободившись, так сказать, от "национального угнетения", не желают признавать прав человека за другими национальностями.

Песня фундаменталистов также проста и незатейлива. В молодости и солнце ярче светило, и все знают, что когда-то в старые добрые времена всем жилось хорошо и счастливо, страна была сильна и богата, а потому следует вернуться к фундаментальным принципам и ценностям прошлого. Однако, новое поколение идти в прошлое не желает, и потому ломает не только сопротивление монополистического капитала, но и рамки этических принципов и морали старого поколения, что ярко видно на примере расширения сексуальной свободы.

Предедущая сексуальная революция произошла во время структурного кризиса 1970‑х годов, когда на арене общественной и производственной жизни решающее значение приобрело новое поколение рабочей силы. Оно утвердило свой принцип морали – секс до брака не является грехом, а вполне нормальное явление. (Естественно – на горизонте развитого капитализма.) И сейчас, на рубеже XX-XXI веков, когда приобрело решающее значение новое поколение рабочей силы, похоже утвердится новый моральный принцип в сфере сексуальных отношений. Можно предположить, что им будет свобода секса и в браке. Расширение сексуальных мотивов в кино, литературе, популярной музыке, подчеркивание сексуальности в имидже и моде дают представление о содержаниии нового принципа морали и этики в личной жизни. Однако, не будем отбивать хлеб у специалистов, даже ради повышения читабельности сего трактата, тем паче что наше дело все таки – политэкономия.

Таким образом, вместе с новым поколением на смену доминирующей идеологии должна прийти новая. Набор идеологий не так велик, и мы уже видели в истории капитализма республиканскую идеологию, демократическую идеологию, националистическую, фашистскую. Коммунистической идеологии, несмотря на заверения советской олигархии партийного аппарата, не было, и по своей форме советская идеология по всем признакам подходит под общеизвестное определение патернализма, когда капиталист и капиталистическое государство объявляется благодетелем простого народа. Идеология патернализма была на Западе доминирующей до структурного кризиса 1970-х годов, когда на смену пришла идеология "человеческого фактора". Наши интеллигенты как всегда подбирают с исторической помойки то, что туда выбросил Запад. То, что они усиленно нам вбивают в мозги через печать и телевидение – мол, предприниматель, это самый полезный член общества, который заботится не о своих прибылях, а о потребителе, что чем богаче капиталисты, тем богаче простой народ, и тому подобная лабуда, - всё это пройденный этап патерналистской пропаганды на Западе.

Разительный контраст между высоким образовательным уровнем рабочей силы нового поколения, и бедным творческим началом трудом, вкупе с авторитарными отношениями господства аппарата управления, подвигнул профсоюзы на Западе ещё до кризиса 1970-х годов выдвинуть требование "гуманизации труда". С разгаром кризиса настоятельная необходимость этого была понята и капиталом. Руководителей всех уровней стали призывать отказаться от авторитарного стиля управления, взяв, к примеру, японский метод и "философию гармонии" между трудом и капиталом. Рынок захлестнула фолна разного рода литературы и форм услуг для предпринимателей, толкующих и советующих как повысить творческое начало в труде рабочего и служащего, разного рода теорий "человеческих отношений" на производстве и новых методов управления, когда к управлению производством привлекаются рабочие и рядовые служащие.

С марксистской точки зрения – это ростки нового в старом, ростки социалистического самоуправления в капитализме. Японские "кружки качества", разного рода бригадные и коллективные формы организации труда, подготовят капиталистическое производство к социалистическим производственным отношениям. И в этом, как и везде, впереди – крупные компании, как "Рэнк ксерокс" или "Вольво".

"Переход на бригадный метод позволил увеличить производительность труда на заводе компании "Дженерал электрик" на 250 процентов." («За рубежом» №34 1989 г.) А у нас как всегда все наоборот - приезжают австрийские фермеры в начале 1990-х годов к оренбургским немцам изучать опыт коллективного хозяйствования, а наши немцы как раз разбегаются из колхозов по индивидуальным хозяйствам.

Однако,самоуправление или участие в управлении не является целью ни для капиталиста, ни для рабочих. Являясь формой, оно должно иметь материальную базу, форма должна иметь содержание, коим, относительно рассматриваемой проблемы, является доход, заработок. Поэтому для того, чтобы коллективные формы дали ожидаемый результат, пришлось внедрить различного рода системы зависимости зарплаты персонала предприятия от результатов работы всего предприятия, тем самым делая зарплату уже как бы не ценой рабочей силы, а доходом, то есть, делая зарплату немного "социалистичней". Налицо, как и вывел Маркс в своем анализе, появление в старом обществе, в старой форме, элементов новых форм и содержания будущего способа производства, поскольку амоуправление и доход, не ограниченный рыночной ценой рабочей силы, являются одними из базовых элементов социалистического способа производства. Так в магазинах сети "Уолл март" 25 процентов прибыли распределяется трудовым коллективом магазина, а это не что иное как распределение по социалистически. Поэтому недаром Сэм Уолтон, которому принадлежит сеть "Уолл март" является самым богатым торговцем в США. если, конечно, эти сведения верны, ведь проверить у меня нет возможности, а то и там хитроумно-поповской балды хватает – прослушает бизнесмен курс лекций в консалтинговой фирме о японских кружках качества, "человеческом факторе" как двигателе успеха, и начинает кампанию внедрения новых форм управления. Вы, мол, ребята, давайте работать хорошо и много, приобщайтесь к управлению фирмой, намекает, что в случае увеличения прибыли и зарплату повысит, но денежки зажмет. Как у нас это было в приснопамятные времена показухи горбачевского самоуправления, демократизации производства и хозрасчета – управление коллективу, а денежки – государству. Работяг на мякине пропаганды не проведешь, они отлынивают от такого бесплатного подарка, и бизнесмен делает "глубокомысленный" вывод, точно такой же как у наших демократов-бюрократов – коллектив не может управлять предприятием, социализм – это плохо, капитализм – это хорошо. Именно поэтому японский опыт повышения качества и эффективности производства не прижился на Западе и в США.

Но такие радикальные поиски выхода из кризиса не происходят на всем горизонте производства, а отрицательные результаты отпугивают остальных капиталистов. Поэтому все идет своим чередом - обновленный рабочий класс ломает сопротивление капитала и монопольная цена рабочей силы уничтожается. Эквивалентность обмена восстанавливается, становится более выгодным хорошо и много работать, повышенная зарплата увеличивает потребление и спрос, экономика идет в гору. Обновленная общественная мораль укрепляется, растет национальное самосознание и гордость. Журналист "Известий" так отметил общий фон прессы во Франции в 80-х годах, после кризиса 1970-х годов:

"Сошли с газетных полос дискуссии о причинах стагнации… о "неумении" французов работать – "ленивой" Франции, о кризисе ее институтов и упадке культуры." («Известия» 14 августа 1990 г.)

ТЕНДЕНЦИИ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ

Чтобы определить на каком этапе развития мы находимся и вычислить дальнейший ход общественно-экономического развития, мы должны отнести определяющие факторы общественного развития – силу монополии, и силу пролетариата, к какой-либо физической мере. Эти силы прежде всего дают представление о своем масштабе только на пространстве рынка. Стало быть, мы должны классифицировать рынки.

Классифицировать рынки по географическим, национальным, культурным, и прочим специфическим условиям нам нельзя, поскольку, как отметил ещё Маркс – капитал стирает все границы, государственные, географические, национальные, и т.д. следовательно, надо исходить из цели и смысла капиталистического производства – величины прибыли.

Величина прибыли определяется нормой и массой прибыли. Норма прибыли, как мы знаем, стремится к своей средней величине, и имеет тенденцию к понижению. На одном и том же рынке может существовать производство как с низкой, так и с высокой нормой прибыли. Величина нормы прибыли не зависит от какого-либо неизменного внешнего фактора, поэтому по величине нормы прибыли классифицировать рынки нельзя.

Но вот масса прибыли полностью зависит от физических величин реализации продукции, от величины сконцентрированного и централизованного капитала, которые, в свою очередь, уже полностью соответствуют величине монополизированного рынка. Точно также и сила пролетариата в классовой борьбе зависит от величины рынка труда, который соответствует величине монополизированного рынка. Поэтому рынки следует классифицировать по их величине, по размеру пространства рынка, захваченного монополией, на котором находится в обороте монополистический капитал.

Итак, только что родившийся капитал во своей величине может быть сравним только с величиной наименьшего рынка. Очевидно, что начальная стадия капиталистического производства и монополизации соответствует по своим масштабам местному рынку.

Местный этап монополизации – это самое начало капитализма, и потому ещё не может быть предприятий тяжелой индустрии, поскольку только только начинается формирмироваться спрос на продукцию машиностроения. Следовательно, направленность новорожденного капиталистического производства должны быть на спрос товаров народного потребления. Первый этап развития капитализма держится на развитии легкой промышленности – второго подразделения производства, поскольку формирование первого подразделения производства при отсутствии второго попросту невозможно. Именно это мы и видим в цикле 1820-30-х годов, и примеры приведенные Марксом в "Капитале" в виде сюртуков, холста, пряжи, в этом смысле показательны.

Следующий рынок может быть только региональным. Формирование и монополизация местных рынков рождает спрос на средства производства, поэтому этапу региональной монополизации должно предшествовать формирование первого подразделения производства – производства средств производства. Кроме того, региональный рынок обширнее местного, и для обеспечения оборота капитала на его пространстве, должен произойти скачок в развитии средств сообщения. Что мы и видим в цикле 1870-1920-х годов. Именно в этом цикле сформировались отрасли тяжелого машиностроения, добывающая и перерабатывающая промышленность, началось производства машин машинами, появилось новое производство – химическое. Началось внедрение телеграфной связи, бурное развитие железнодорожного транспорта, морской транспорт перешел с парусов на паровую тягу.

Расширение монополизации за пределы региональных рынков в определенный момент достигает государственных границ. В своем стремлении к увеличению прибыли, монополия стремиться проникнуть сквозь все границы. В то же время, любая монополия стремиться закрыть захваченный ею рынок от проникновения туда товаров и капитала других монополий. Местный и региональный рынок закрыть нельзя, ибо любое государство не допустит внутри себя иное формирование с закрытыми границами. Поэтому на местном и региональном этапе монополия не абсолютна, а относительна. Закрыть границы монополизированного рынка можно только на этапе монополизации государственного рынка, если, конечно, монополия сможет подчинить своей воле государство. И ествественно, что когда монополизирован рынок всего государства, то сила монополии становится сравнимой с силой государства. И любая монополия не остановится перед тем, чтобы подчинить своей воле государство. Таким образом, после монополизации регионального рынка, наступает этап монополизации государственного рынка с подчинением государства воле и интересам монополии.

Дальнейшее продвижение натыкается на границы иного государства, поскольку за границей одного государства находится монополизарованный рынок иного государства. Линией фронта конкурентной борьбы становятся государственные границы, и чтобы прорваться на рынок иного государства, монополия должна иметь силы и средства государства. Таким образом, в конкурентную борьбу вступает государство, как с одной стороны, так и с другой. Просто так ни одно государство на свой рынок чужестранную монополию не пустит, и чтобы победить на этом этапе конкурентной борьбы нужно применить военную силу, иного ничего не остается. Стало быть, нужно формировать военно-промышленный комплекс производства, что мы и видим по ходу цикла 1920-1970-х годов.

Масштаб производства и оборота на государственном уровне монополизации намного возрастает, и потому предвестником этого этапа монополизации должен быть качественный скачок в развитии и появление новых средств связи и сообщения. Что мы видим во время кризиса 1920-30-х годов, когда на горизонт широкого потребления вышли автомобильный транспорт, авиация, телефонная и радиосвязь, морской транспорт перешел с колесного движителя на винтовой.

За государственным рынком следует мировой рынок. Формирование первого и второго подразделения производства завершено. Производство товаров народного потребления и производство средств производства означает, что материальные потребности общества удовлетворены, конечно, относительно, капитализм никогда не сможет удовлетворить материальные потребности общества полностью. Остаются духовные потребности. Стало быть, на этапе монополизации мирового рынка должна возникнуть индустрия производства духовных благ. И тут мы без экскурса в учебники истории знаем, что именно после структурного кризиса 1970-х годов возникли индустрии кино, телевидения, спорта, компьютерных игр, отдыха и туризма, различного рода сервиса и услуг, порнографии, беллетристики, моды, косметических средств, пластической хирургии, и т.д. Словом, бурное развитие шоу-бизнеса определяет этап монополизации мирового рынка.

Здесь надо оговориться об индустрии кино. Индустриальная фаза развития подразумевает производство товара уже с нужными потребительскими качествами, отработанными в ходе производства, реализации и потребления. То есть, вид товара подразделяется на определенные разновидности, приспособленные для выделенных секторов рынка в соответствии с структурой потребления. Именно в 1970-х годах кинопродукция окончательно струтурировалось по жанрам исполнения – триллер, пародия, ужастик, фантастика, боевик, вестерн, порно, мелодрама, и т.д. До 1970-х годов, и это подтверждает кинокритика, шел этап экспериментов в поиске форм и средств выражения в киноискусстве, а потому оно не могло быть поставлено на индустриальную основу, когда товар поставлен на конвейерный метод производства. И то, что Голливуд до кризиса 1970-х называли "фабрикой грез", примечательно, да и другие отрасли производства духовных благ тогда ещё были практически в мануфатурно-заводсткой стадии развития.

Монополизация мирового рынка требует соответствующих средств связи и сообщений, которые могут обеспечить оборот капитала и управление им на всем пространстве мирового рынка. Кроме того, индустриализация производства духовных благ, которые не имеют физически материальной формы, требует формирования соответствующего рынка и юридической формализации обмена ими. Поэтому в дополнение к обмену физически материальными товарами, должен возникнуть обмен духовными благами, что мы и видим в форме обмена информацией. И тут о становлении и развитии информатики мы знаем достаточно. Соответственно, должны войти в обращение средства обмена и обработки информации. Именно после кризиса 1970-х годов вошли в широкое обращение космическая связь, телевидение, ксероксы, факсы, глобальные компьютерные сети, и т.д.

Как можно видеть по реальности, мы сейчас находимся в цикле монополизации мирового рынка.

"Руководители двух гигантских концерна – западногерманского "Даймлер-Бенц" и японского "Мицубиси" – заключили соглашение о сотрудничестве в производственной и коммерческой областях, предусматривающее создание в будущем совместных объединений." («За рубежом» №21 1990 г.) "Фирма «Форд» выложила 2,5 миллиарда долларов за приобретение аглийской компании «Ягуар», а «Дженерал моторс» - 600 миллионов долларов за 50-процнтный пакет акций шведского автомобилестроительного концерна «Сааб-Скания» («За рубежом» №23 1990 г.)

Процесс слияния и укрупнения идет не только в промышленности и банковской сфере, но и в сельском хозяйстве, как это и предвидел Маркс. Однако, наши контуженные "тоталитаризмом" демократы-аканамисты просто не желают этого видеть. Как, например, некогда знаменитый политик, публицист, и "экономист" Гавриил Попов. На одном из демократических сборищ он заявил – "Фермеры на Западе сохранились, поэтому Маркс неправ!" – имея в виду утверждение Маркса о том, что в результате укрупнения производства и в сельском хозяйстве, на смену единоличным хозяйствам фермеров придут крупные коллективные хозяйства. При этом Попов то ли с умыслом, то ли по своему короткому уму и близорукому взгляду, говорит только о фермерах, а не о величине сельхозпредприятий. А если сравнить средний размер сельскохозяйственного предприятия времен Маркса – от нескольких соток до 1-2 гектаров, то сейчас средний надел в США – 182 гектара. Или Маркс неправ?

Другой аргумент демократических знатоков аграрного вопроса состоит в том, что на месте тысяч разоряющихся фермерских хозяйств возникают такие же новые фермерские хозяйства. Но при этом знатоки умалчивают о субсидиях фермерам США и Европы. Ведь если прекратить субсидирование, как того требуют законы рынка, то после разорения им больше не подняться, и их место займут уже крупные сельхозпредприятия. У кабинетных вученых всегда на бумаге не то, что есть на практике. Увы, как было при Сталине и Хрущеве, когда в московских кабинетах лучше врестьянина знали что надо делать так и осталось. И слова фермера им не указ:

"Сейчас, считает фермер, очень важно не наплодить маленьких хозяйств, потому что мелкое фермерское хозяйство – это малый оборот денег, а значит не будет возможности вовремя закупать технику, технологию, минеральные удобрения, средства защиты. Стало быть, фермер обречен на незавидное существование, так как он будет использовать не технику, а свои жилы и тачку." («Известия» 24 мая 1990 г.)

После монополизации мирового рынка монополия подходит к очередному структурному кризису. Структурные кризисы разрешаются выходом монополии на новый более обширный рынок. Однако, более обширного рынка чем мировой нет. А потому этот структурный кризис становится неразрешимым. Стало быть, этот структурный кризис будет последним в истории капитализма, и единственный выход из него – социализм, уничтожение капиталистических производственных отношений.

Теоретическое предположение говорит нам, что мировой масштаб монополизации утверждает на рынке одного собственника, одного монополиста. Поэтому исчезает конкуренция, цены становятся абсолютно монопольными, и что из этого следует, мы уже знаем. поэтому потребуется заменить вличние конкуренции на цены влиянием иного субъекта – то есть, государства. Цены должны определяться в этих условиях не рынком, его не будет, а государством.

Если на рынке остается один производитель, то исчезает стоимость, так как она определяется средним рабочим временем, а его не будет, поскольку других производителей нет. Стало быть, потребуется наладить обмен, основанный не на стоимости, а на ином факторе, и здесь нет ничего иного, кроме фактора общественных потребностей.

Таким образом, в случае установления мировой монополии, от рынка останется только колебание спроса и предложения. Но при наличии единственного производителя, его производство будет покрывать весь мировой спрос. И чтобы избежать перепроизводства или дефицита, потребуется ввести планирование производства. Так что монополизация рынка просто требует планирования производства.

Мы вполне уверенно можем сказать, что информатизация производства и обращения будет углубляться и расширяться. То есть, оборот капитала будет стремиться к форме обмена информацией, а это в свою очередь означает, что валовой общественный продукт будет производиться в умственном труде. Стало быть, исчезнет разделение труда на умственный и физический, с чем Маркс и связывал наступление коммунизма. А что касается мировой монополии, то информатизация производства и обращения, увеличивая долю умственного труда, будет сокращать спрос на преимущественно физический труд. Возможности умственного труда безграничны, и потому производство валового общественного продукта труда станет возможным в умственном труде небольшой части рабочего населения. И если проследить за динамикой роста безработицы за всю историю статистических наблюдений, сгладив средней составляющей временные колебания, то мы увидим, что безработная армия труда неуклонно растет как в абсолютном так и в относительном измерении. Добавим сюда все противоречия капитализма, и можно предвидеть, что с приближением к этому последнему структурному кризису капитализма, социальная напряженность будет выплескиваться на поверхность общественной жизни всё большим количеством и масштабом беспорядков, волнений и забастовок. Увеличению глубины и масштаба социальных волнений будет способствовать возросшая урбанизация, развитые в количестве и качестве средства связи и информации. Ведь первым действием властей в случае вспышки массового протеста, всегда и везде является контроль каналов связи и информации, что позволяет быстро локализовать и подавить любое выступление масс, даже в условиях острой социальной напряженности в обществе.

Как видим, стремление капитала к максимальной прибыли будет толкать к установлению мировой монополии; в то же время, установление мировой монополии делает очевидным необходимость как её уничтожения, так уничтожения капиталистических производственных отношений, что будет отталкивать капитал от установления мировой монополии. Этот противоречивый процесс стремления к мировой монополии, и невозможность её достижения, породит долгий и глубокий кризис в обществе, из которого, как сказал Маркс, будет только два выхода – варварство или социализм. Первые цветочки этого затяжного кризиса уже расцвели – распад Советского Союза из этого букета, и ягодки ещё впереди.

 

АБСОЛЮТНАЯ МОНОПОЛИЯ КАПИТАЛА

Сущность советского государственного строя

С монополизацией государственного рынка, сила монополии становится сравнимой с силой государства. И, естественно, всякая монополия государственного масштаба старается подчинить себе государство.

Но в то же время с монополизацией государственного рынка и сила пролетариата становится сравнимой с силой государства. А потому классовая борьба между монополией и пролетариатом угрожает безопасности государства, которое также является общественной силой. Поэтому на этапе монополизации государственного рынка борьба разворачивается уже между тремя участниками – государством, монополией, и пролетариатом, каждый из которых преледует свои интересы.

Чтобы в этой борьбе выйти победителем, каждому из участников надо привлечь на свою сторону кого-то из остальных. Или, не допустить, чтобы противник набрал силу. Но это ограничение возрастания силы возможно установить только государству. И в США ещё в XIX веке были приняты первые законы, ограничивающие рост монополий – так называемое "антитрестовское законодательство" – деятельность банков была ограничена пределами одного штата, а доля крупных производителей была ограничена 35-процентной квотой в общем объеме производства данной продукции.

Другой мерой ограничения монополизации явилось огосударствление части капитала и образование государственного сектора в экономике, как это было сделано в Австрии, Англии, Франции, и других странах.

В Японии антимонопольных мер предпринято не было, и к 1940-м годам фактическую власть там захватила шестерка крупнейших монополий, хотя юридически власть принадлежала императору.

Произвол монополий во время великой депрессии 30-х годов в Италии и Германии привел к тому, что народ, не видя выхода из кризиса, отдал власть в руки фашистам, поскольку те обещали ограничить всевластие монополий. Фактически, в Италии и Германии 30-х годов победил пролетариат, свободно выбрав не буржуазные партии, а их противников, игравшими тогда социалистической фразеологией. Что из этого вышло, мы знаем, однако, тем не менее, фашисты пришли к власти именно на антимонопольных настроениях среди избирателей. Средний абстрактный избиратель, и сейчас не знает – как управлять государством и экономикой, а потому и отдает власть то одной буржуазной партии, то другой, единственное различие которых в приверженности к государственному регулированию экономики, и в приверженности к неограниченным рыночным отношениям.

Существующие представления о народовластии или власти рабочего класса, ошибочны у представителей всех политических движений. Им представляется, что народ и рабочий класс вникнет в различие их программы и идеологии от идеологии их политических противников, и сознательно выберет их как руководящую силу. Но такого нигде и никогда пока не было. И не будет до тех пор, пока такой выбор, на основе рассуждения, не возникнет в качестве требования текущего момента.

Чтобы определить – чем руководствуется избиратель, нам достаточно обратиться к практике. А она показывает, что избиратель в своем выборе руководствуется отнюдь не разумом. Ведь все руководящие силы и личности прошлого и настоящего, управляли страной из рук вон, исправляя свою безграмотность и провалы нисилием и обманом. Далеко ходить не будем, возьмем для примера последних трех руководителей страны.

Горбачев. Пустозвон и демагог, единственное, что он знал и мог – это мастерски уходить от прямого ответа на поставленный вопрос. Реальных успехов за ним нет, а потому вполне оправданное презрительное отношение к нему в обществе глубоко ранит его дух "общечеловеческих ценностей", и потому он частенько напоминает неоценившему его обществу о своих "хороших" делах – ведь я же мог как Брежнев, сидеть до сих пор и править ничего не меняя. Дескать, цените меня за то, что я не стал таким, как Брежнев. И получается, что мы его должны ценить не за то, что он сделал хорошего, а за то, что он не сделал плохого. И тогда почему ценить его только за то, что он не стал Брежневым? Надо оценить его за то, что он не стал Сталиным, Гитлером, Пол Потом, и т.д. Нобелевских премий не хватит.

Ельцин. Этот вообще полный отстой. Результат его управления – это воровство, бандитизм, нищета населения, развал экономики, война. Как руководитель государства, за это он должен нести полную ответственность, и здесь по всем, даже демократическим законам, ему светит как минимум пожизненное заключение. Сознавая это, он просто купил себе безопасность, отдав власть Путину за индульгенцию неподсудности.

Путин. Купив власть, он её не продаст. Не для того покупал. Прикрывая воров во власти, он тем самым держит их на "крючке". Отдаст кому-нибудь из приближенных воров, а тот потом откажется в его пользу, проведя необходимые изменения в законодательстве, увеличивающие срок президентства и его пожизненное переизбрание. Результаты его правления будут те же, что и у Ельцина, цветочки мы уже понюхали, а ягодки впереди. Впрочем, революционные события неизбежны, и кто его знает – может ещё и ответит сполна и за всех.

Да и вообще, система отбора кадров на руководящие должности у нас с испокон века давала дорогу только бездарям и жуликам, с рождения не знавших что такое совесть и честь. Моральная атмосфера вранья и предательства, ненависти и зависти, угодничества и низкопоклонстства в семьях высшего руководства страны, мы можем видеть по их детям и внукам. Хрущевы и Брежневы в сыновнем и внучатом поколении сейчас размазывают крокодиловы слезы по своим мордам, публично благодаря Америку за то, что "великая Америка" позволила им жить, работать, и учиться там. Однако, тенденция – напакостить на Родине, и свалить в Америку, теша её тщеславие тем, чтобы расписывать глупость и дикость России, и превозносить "величие" Америки. И пока эта система отбора кадров не уничтожена, в руководство страной будет пролезать только плесень.

Таким образом, мы видим, что в рассудочном состоянии мышления, ни одного из этих деятелей и близко нельзя подпускать к управлению страной. И это при том, что имеются гораздо более компетентные руководители. Поэтому выбор избирателями руководителей типа Горбачева, Ельцина, и Путина, говорит о том, что выбор был сделан не на основе рассуждения, а на основе чувств. Избиратели не рассматривают программы претендентов и их теретическую базу, избиратели выбирают чувствами. Именно поэтому становится возможным приход к власти таких профанов в управлени и экономике, как вышеперечисленные "товарищи". Именно потому, что псевдосоциалистическая фразеология большевиков и фашистов отвечала чувствам народа, они и смогли прийти к власти. Руководствуясь чувствами, а не рассудком,   и это будет пока существует буржуазная демократия, ибиратели не могут предвидеть последствия своего выбора. И потому вкусив плодов своего выбора, избиратели не могут ни найти, ни понять, причины негативных последствий и результатов их выбора. А не имея представления о причинах, им остается только надежда на мудрого руководителя, и на счастливый случай. Однако, вернемся к теме данной главы.

Никаких мер по ограничению монополизации в России предпринято не было. Уже до Первой мировой войны назначения в правительство стали ареной борьбы между народившимися монополистическими объединениями. К 1917 году фактическая власть перешла к таким монополистическим синдикатам, как Продамет, Продвагон, Продсахар. Япония в этом смысле повторяла Россию – в обоих странах была абсолютная монархия, когда класс капиталистов стал общественной силой. Россия и Япония пришли к капитализму минуя фазу буржуазной революции.

Произвол синдикатов в России подвергался критике даже в буржуазной прессе. В России был самый длинный рабочий день и самая низкая в Европе зарплата. Из-за высокой нормы эксплуатации, среди западных инвесторов ходила поговорка – "русская сверхприбыль". Стачки и забастовки были запрещены, активисты рабочего движения преследовались.

В деревне было не лучше. К рубежу веков рост промышленного производства и связанная с ним урбанизация отставали от темпов прироста населения, и в деревне образовалось значительное избыточное население. Поскольку спецификой России было общинное землепользование, то земли стало не хватать, а деление клина общинной земли на все более мелкие куски снижало урожайность из-за невозможности применения даже известных и традиционных способов сохранения плодородия земли, как, например, севооборот. "Голодухи" на ребеже веков стали на деревне регулярными. Демократические писатели, журналисты, и публицисты уже долго заклинают, что Россия в 1913 году была в ряду развитых стран мира – Европу кормила! Насчет того, что кормила – это, конечно, пропаганда, поскольку они не приводят статистических данных. А то бы сказали своим слушателям и читателям, что в 1913 году средняя урожайность хлеба в России составляла 6,6 центнера с гектара, тогда как во Франции – 13,2 центнера, в Германии – 22,3 центнера. Производство хлеба на душу населения в тогдашней России – 416 кг в год, а в Аргентине – 1088 кг, в Канаде – 1168 кг. Экспорт зерна и других сельхозпродуктов, осуществлялся за счет принудительного ограничения внутреннего потребления высокими акцизными налогами.

Необходимость земельной реформы была очевидной для всех. Существовали два пути решения земельного вопроса – переход на хуторские хозяйства, на западный манер – на фермерские, или, отвечая чаяниям крестьян – увеличение клина общинной земли. А это можно было сделать только передачей общине государственной или помещичьей земли. Государственная земля тогда – это целина. Начинать на целине бедному крестьянину – глухой номер. Помещиков никто из реформаторов трогать и не думал, и пошли как всегда самым наихудшим для простого крестьянина путем – государством была обещана защита тем крестьянам, кто выделится из общины со своим куском земли, и была разрешена купля-продажа индивидуальных наделов общинной земли. Дальнейший ход событий был ясен не только Столыпину, но и неграмотному крестьянину, чего не скажешь о нынешних фанатах Столыпина.

В связи с ростом населения, кусок общинной земли, который доставался каждой семье после передела, не мог прокормить её. А потому каждому мужику было ясно, что придется закладывать землю, и потом выкупить уже будет невозможно. В результате земля сконцентрируется у кулаков и помещиков, и придется идти в батраки. Ведь у двоих крестьян может быть и по шесть человек в семье, но – у одного все сыновья как на подбор, а у другого одни девки. Ясно, кто вырвется вперед, а деревня – не город, придется горб ломать за гроши, и не пикнешь. Поэтому пошел гулять красный петух по дворам тех, кто выделился из общины, и столыпинская реформа провалилась. Хутора возникли лишь у переселенцев на свободных государственных землях Сибири, Алтая, и Дальнего Востока.

Чехарда в правительственных назначениях показывала, что царь является флюгером в завихрениях борьбы между группировками финансово-промышленных соглашений российского монополистического капитала. Инфляция, периодическое отсутствие в продаже продовольственных товаров, которые появлялись уже с повышенными ценами, неприкрытое казнокрадство и взяточничество, как при Ельцине и Путине, заставили решающую прослойку российского общества понять, что царя надо убирать.

К власти пришли российские демократы, которые как и нынешние, были полностью ориентированы на Запад. В экономике они понимали столько же, сколько и нынешние демократы - инфляция перешла в гиперинфляцию, крестьяне устали ждать и приступили к самозахвату земли. К осени 17-го года и городские массы поняли, что их опять обманули, поскольку злободневные вопросы и требования жизни не решались. Отсутствие в продаже даже хлеба уже говорило о способностях Временного правительства наладить производство и обращение. Деньги печатались как при Ельцине – вагонами, но зато на банкнотах "керенок" появились атрибуты имперского Рима – свастика   и символика воинских легионов. Что может предложить рабочий и крестьянин, убедившись не только в бесполезности, но и в зловредности Госдумы? Естественно – Совет рабочих и крестьянских депутатов, поскольку партийная форма организации масс – это чисто интеллигентская форма и сфера деятельности.

Формирование Советов началось ещё до февраля 17-го года, когда большевики имели незначительное влияние в массах. В мае 1917 года был созван Первый съезд рабочих и солдатских депутатов, требования которого совпадали с лозунгами большевиков: фабрики – рабочим, землю – крестьянам, мир – народам! Временное правительство потеряло свое итак небольшое влияние как в политике, так и в массах. Свято место пусто не бывает, и его место заняли большевики, поскольку они неизменно поддерживали лозунги, отражавшие настроения масс. Если в феврале 17-го года большевиков в Петрограде было около 2 тысяч, то в июле уже 30 тысяч, и потому Октябрьская революция была неизбежна.

Однако, Советы рабочих, солдатских, и крестьянских депутатов, также не могли решить задачи государственного и хозяйственного строительства и управления. Рабочие и крестьяне, хоть и не имеют высшего образования, но не хуже интеллигентов понимают, что они сами, непосредственно, не могут управлять государством и производством. Для того, чтобы реализовать захваченную власть, надо иметь знания и опыт. Ни того, ни другого у рабочих и крестьян, тем более того времени, не может быть. Рабочие и крестьяне могут управлять только посредством выбранных или назначенных ими интеллигентов. (Определившись в понятиях, мы считаем интеллигентами работников умственного труда.) Именно поэтому Советы рабочих, солдатских, и крестьянских депутатов, представляя силу, находились под влиянием различных политических сил тогдашней России – эсэров, кадетов, эсдэков, меньшевиков, и в меньшей степени анархистов. И ни одна политическая партия не решилась следовать чаяниям народа, кроме большевиков, и потому они были выброшены на свалку истории. Точно также и сейчас ни одна политическая партия не отвечает интересам народа, и потому на выборы ходит только более-менее шизоидная и слепо верящая телевизионной пропаганде наивная часть избирателей, которая не является решающей общественной силой. На выборах она решающая, но только постольку, поскольку действительно решающая сила – рабочее поколение около 40 лет, пока что бездеятельна, не имея руководящей, отражающей её интересы, политической силы.

Таким образом, в 1917 году, буржуазная демократия в Росси показала свою неприменимость, но не в России, а в тот исторический момент, когда надо было принимать твердые решения и добиваться их неукоснительного исполнения. В многопартийной системе тогдашней России, ни одна политическая партия не имела решающей силы, не имела решающего большинства в органах власти. Неотложные и жизненно важные вопросы не решались из-за соперничества политических партий, те же решения, которые принимались по инициативе одной партии, просто игнорировались местными властями из-за того, что у власти в городе или губернии находилась другая партия.   Поэтому Временному правительству приходилось только пытаться как-то удерживать ситуацию от хаоса. Естественно, что российский рабочий класс и крестьянство, поддержали большевиков, которые без демократического базара приступили к действию, причем, в согласии с чаяниями народа. Российские демократы не хотели менять отношений собственности, и потому выбором большевиков как руководящей силы общества, российский пролетариат уничтожил монополистический капитал вместе с буржуазным государством и отношениями частной собственности. Капитал был экспроприирован.

Став собственником, пролетариат становится и обладателем всех прав собственника, по общепринятому определению – владения, пользования, и распоряжения. Но эти права, определенные буржуазной наукой, только лишь второстепенные, поскольку главное право, поскольку смысл обладания собственностью – это присвоение дохода от собственности. Например, я могу объявить, что владею, пользуюсь, и распоряжаюсь звездой Тъчсьлдрчбьл в созвездии »12№""ъхсььт. Ну и что – скажут мне, - ну и владей, пользуйся, и распоряжайся, мало ли таких шизиков появилось с этой демократией. Никто возражать не будет. Но если с этой звезды мне в карман будет капать монета, эдак, долларов 100 в день, то сразу появится столько "настоящих" собственников моей звезды, потрясающих даже пегаментами и царскими гербовыми бумагами, удостоверяющими их право испокон века на мою звезду, не говоря уже о бандитах, что государству во избежание кровопролития, придется обратить мою звезду в государственную собственность. Главным и определяющим правом собственника является право присвоения дохода, а все остальные права имеют смысл и значение только лишь при обладании правом присвоения. В отсутствии права присвоения, все остальные права собственника   теряют смысл и значение, становясь только лишь обузой. Ну какой смысл в праве владения, не имея права   присвоения дохода?

Кроме того, право распоряжения, в изученной мной научной и юридической литературе толкуется только лишь как право продать, подарить, отдать, заложить, сдать в аренду, завещать, но про право управления не говорится ничего. Может быть оно подразумевается, но прямое указание на это право я не встречал. Таким образом, общепринятые научные и юридические определения   весьма неопределенны в отношении права присвоения и управления, если вообще как-то упоминают об этих правах.   Особенно, в отношении прав собственности коллектива, государства, и общества.

Но и это ещё не все права собственности, которые должны быть строго определены, хотя бы в науке. Как уже указывалось, в силу различных причин собственник не всегда может и хочет непосредственно реализовать право управления объектом собственности, передав свое право наемному управляющему или аппарату управления. В этом случае, чтобы не потерпеть убытков от неумелого или злонамеренного управления, собственник сохраняет за собой право контроля за финансово-хозяйственной деятельностью управляющего и аппарата управления. И здесь четкого и определенного права контроля нигде найти не удалось. Понятно, что ни буржуазной науке, ни тем более советской науке, рассматривать и определять это право собственника было нельзя, поскольку надо утверждать и обосновывать только права аппарата управления, оставляя коллективу предприятия и народу бесправие.

Таким образом, после Октябрьской революции пролетариат Росси стал собственником капитала, экспроприировав его в государственную собственность. То есть, завладел, формально, правами собственника. Но обладание правами и их реализация – не одно и то же. Реализация прав собственника требует специальных знаний и опыта. Не имея ни знаний, ни опыта, рабочие не могут непосредственно управлять производством и обращением, и в этом смысле они абсолютно одинаковы с единоличным собственником капитала, или с любым акционером капиталистического предприятия, которые также непосредственно не управляют предприятием. И их отличие только в том, что рабочие не могут управлять в силу отсутствия знаний и опыта, а собственник капитала не может непосредственно управлять в силу отсутствия физических возможностей. Не может один человек непосредственно управлять даже цехом, а в некоторых случаях и одной бригадой рабочих.

Но имея сходство в невозможности непосредственного управления, рабочие и собственник капитала имеют коренное различие в том, что собственник капитала имеет и реализует право контроля за оборотом своего капитала, тогда как реализация права контроля для рабочих, зависит от внешних условий. То есть, обусловлена производственными и трудовыми отношениями.

Советская пропаганда подчиненная ЦК КПСС сформировала образ революционных событий 1917 года как целенаправленное выступление народных масс, с самого начала под руководством большевиков. Однако, дело было совсем по другому. Советы рабочих, солдатских, и крестьянских депутатов были созданы до того, как к руководству ими пришли большевики. С момента своего образования Советы рабочих депутатов, Советы солдатских депутатов, и Советы крестьянских депутатов, существовали сами по себе, в отдельности друг от друга. Кое-где поначалу у руководства стояли даже старорежимные интеллигенты и офицеры. Развал в экономике, которые принесли демократы Февральской революции, заставил Советы рабочих, солдатских, и крестьянских депутатов, заняться экономикой и госуправлением. И первым шагом в работе Советов стал именно контроль за производством и управлением. Сразу же после Февральской революции, почти на всех петроградских предприятиях были созданы фабрично-заводские комитеты для контроля за производством и участия в управлении предприятием. Контроль за производством стал распространяться по всей России, и в Петрограде 17-20 октября 1917 года прошла конференция фабрично-заводских комитетов, на которой был избран Центральный совет фабзавкомов.

Но фабзавкомы, будучи формой организации рабочих, солдат, и крестьян, не могли заменить собой органы государственного и производственного управления, которыми завладели большевики. И с самого начала формирования советского аппарата управления государством и производством, аппарат управления показал свою антинародную сущность.

Целью обладания собственностью является присвоение дохода. Без права присвоения, все остальные права утрачивают всякое значение, становятся бесполезными, и потому, по Дарвину, отмирают.

В то же время, став обладателем одной из функций собственника – управлением, владением, или распоряжением, исполнитель функции, неизбежно реализует все остальные функции собственника. Таким образом, большевистский аппарат управления молодого советского государства стал фактическим собственником экспроприированного капитала, хотя юридически, вся собственность была объявлена общенародной.

По идее, будучи приверженцами социализма, большевики должны были бы ввести социалистические производственные отношения взамен капиталистических. Но все дело в том, что никто не знал – что из себя представляют социалистические производственные отношения. В том числе и Ленин, который видел социализм в экономическом разрезе, как единую государственную капиталистическую фабрику, где место множества частных собственников заняло государство. Чисто формальный подход, когда манипуляции с субъектом собственности представляются как изменение производственных отношений.

Эти недалекие представления о социализме сохранились до сих пор. И в дискуссиях со сторонниками социализма, и и его противниками, я встретил абсолютно одинаковое понимание социализма, когда и те, и другие, понимают его так, как Ленин. В формальном понимании социализма все сводится к форме субъекта собственности – частная или государственная, и не рассматриваются отношения собственности, тогда как капитализм определяют именно отношения собственности. А потому в общем понимании социализма до сих пор имеется только одно представление – социализм, это тот же капитализм, только вместо частных собственников имеется государство.

Причина этого не только в отсутствии теоретических разработок, но и чисто психологическая. Люди, выросшие и обученные жизнедеятельности в капиталистических производственных отношениях просто не знают – как может быть по другому? А потому даже при смене собственника с частного на государство, остаются прежними капиталистические отношения господства и подчинения на производстве и в распределении. Убрав частного собственника, государство назначает управляющего, оставив за ним те же функции и права, которыми владел и реализовывал частный собственник. Таким образом, для пролетариата ничего не меняется, как были капиталистическими отношения на производстве и в распределении, так и остались. То есть, капитализм сохраняет свою сущность, изменив форму.

В отношениях собственности определяющим их фактором является присвоение. В капиталистических производственных отношениях пролетариат лишен права присвоения формой цены рабочей силы. Цена рабочей силы обусловливает то, что работник получает не столько, сколько заработал, а столько, сколько составляет цена его рабочей силы на рынке рабочей силы. То есть, любая форма зарплаты, которая не зависит от результатов труда, становится для работника ценой его рабочей силы, а потому работник становится наемным работником, и потому в отношении него сохраняются капиталистические отношения эксплуатации. Только незнание диалектического свойства изменения формы при неизменности содержания и дилетанские представления о социализме, заставило большевистское руководство ввести после революции единую для всех – от полового в трактире, до Председателя Совнаркома, зарплату – 125 рублей в неделю. Этим российский пролетариат был лишен права присвоения, став опять армией наемного труда.

Ни революционный романтизм, ни недостаточная теоретическая подготовка руководителей советского государства, не может оправдать сохранения капиталистических производственных отношений после Октябрьской революции.   Ведь ещё до Октября были образованы органы рабочего самоуправления, и надо было просто сверять и корректировать политику государства с мнением и требованиями рабочих и крестьян. Но интеллигентская самоуверенность и чванство, а главное – интересы аппарата управления, взяли верх, тем более, что с самого начала верхушка власти делала вид, что прислушивается к мнению рабочих. Ничем иным, кроме игнорирования мнения низов, нельзя объяснить полное расстройство и почти полную остановку производства и обращения после первых же попыток немедленного внедрения коммунизма в общественных отношениях.

С реально осязаемым и выполняемым для рабочего класса правом контроля обстояло несколько по другому. Структура рабочего контроля по вертикали и горизонтали была создана ещё до Октября. Кроме того, официальные лозунги нового госаппарата во главе с ВЦИКом, провозгласило рабочий контроль основой "социалистического" производства, поэтому ликвидировать его сразу было невозможно. Именно по инициативе Центрального совета фабзавкомов был создан Высший совет народного хозяйства, куда, вследствие разрушительных последствий управления хозяйством ЦИК и Совнаркомом, пришлось ввести представителей Всероссийского совета рабочего контроля.

Если рассмотреть декреты и постановления ВЦИК и Совнаркома первого года Советской власти, то профессионализмом и знанием экономической реальности отличаются документы ВСНХ. Декреты и указы ВЦИК и Совнаркома только дезорганизовывали оборот госкапитала, поскольку исходили не из экономической реальности, а из желания немедленно внедрить в обществе коммунистические отношения основанные на сознательности. Так, программа партии 1919 года вообще предусматривала отмену денег. Верхушка партии сразу же после Октября стала неофициально проводить неуклонную политику отчуждения пролетариата от власти, от управления производством и государством. Хотя на словах все было по другому. После укрепления власти партаппарата, рабочий контроль стал уже полностью не нужен даже в пропагандистских целях, и российский пролетариат был лишен права контроля официальной ликвидацией Рабоче-крестьянской инспекции в 1928 году.

Таким образом, несмотря на лозунги большевиков, они сохранили капиталистические производственные отношения. А учитывая то, что после Октября была введена монополия на внешнюю торговлю, и что весь капитал был сосредоточен в руках государства, следует вывод, что в Советской России утвердился государственно-монополистический капитализм.

ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ АБСОЛЮТНОЙ МОНОПОЛИИ

Государство, таким образом, сконцентрировало в своих руках весь спрос на рабочую силу и все предложение капитала. На рынке остался один собственник, и потому государство получило возможность игнорировать законы рынка. Но, уничтожая рынок, исключая действие рыночных сил, которые проявляются на поверхности рынка, даже абсолютная монополия не может уничтожить объективные законы экономики, не может уничтожить стоимость, поскольку для этого надо уничтожить необходимый труд, что субъективно сделать невозможно.

Рынок является регулятором сбалансированности экономики, регулятором стоимостных потоков между производством и потреблением. Ествественно, за разрушением рынка разрушается жизненно необходимая связь между производством и потреблением, то есть, разрушается сфера обращения, а за ней – разрушение производства. Последствия "военного коммунизма", "культурной революции", "перестройки", и "демократической революции", как разновидностей преобладания субъективного фактора, вполне правомерно можно определить как развал. За одинаковую зарплату рабочий и инженер будут работать одинаково, следуя закону экономии рабочего времени – всё меньше и хуже. Монопольная цена рабочей силы меньше её стоимости, но что поделаешь – если возмутишься, власть сразу тычет наганом в морду – ты что, против диктатуры пролетариата? За победу мировой буржуазии? Остается только снизить потребительную стоимость своей рабочей силы, всячески уклоняясь от работы "так же хулигански, как отлынивают от работы многие наборщики в Питере, особенно в партийных типографиях". (Ленин, "Как организовать соревнование")

Иного и не могло быть, поскольку деньги печатались в таком количестве, что перестали что-либо значить. Просто так никто свой продукт труда отдвать не будет, крестьяне перестали выносить на рынок хлеб, и в город пришел голод. Пришлось отправить продотряды в деревню - экспроприировать крестьян. Голод в городе, грабеж в деревне, где брали все подчистую, даже семенное зерно, и начались выступления протеста. По сводкам ЧК в 1918 году было подавлено 245 антибольшевистских восстаний и выступлений. Ничего не оставалось, как дальше отлынивать от работы – "Волынят!" – жаловались партийные и советские чиновники на рабочих. Волынка – не забастовка, не расстреляешь, гайки закручивались сильнее, крестьянам уже и сеять было нечем, но власть гнула свое, и голод в Поволжье был закономерен. Такого перегиба не выдержала даже армия – Кронштадский мятеж показал, что если и дальше гнуть палке – не сносить головы. Пришлось допустить рыночные отношения введением НЭПа.

Рыночные отношения уничтожили уравниловку и яснее выступила капиталистическая сущность "социалистического" государства – та же эксплуатация ради прибыли. Поэтому резолюция ХII съезда партии указывала: "Нужно помочь рабочей массе понять, что директор, стремящийся к получению прибыли, в такой же мере служит интересам рабочего класса, как и работник профессионального союза, стремящийся поднять жизненный уровень рабочего и сохранить его здоровье."

А увеличить прибыль, как мы знаем из предидущего анализа, монополия может только наращиванием основного капитала. Но и для этого нужен капитал, деньги. Где их взять? Конечно, только из зарплаты рабочих, понижая цену рабочей силы. "А можем ли мы выбросить лозунг, что надо увеличить сейчас зарплату? Я, товарищи, должен перед вами прямо сказать: нет. Мы, партия, мы авангард рабочего класса, должны предупредить рабочий класс, что сейчас мы этого лозунга не можем выбросить. Почему? Потому что перед нами стоит основной вопрос, вопрос нашего развития – проблема основного капитала. Когда я говорил, что хватит ли у государства средств для того, чтобы строить новые фабрики, для того, чтобы обносившееся оборудование заменить новым, то я говорил, что государство должно найти средства. У кого оно должно найти их? Оно может найти их только у источника всякой стоимости и всех средств, то есть, может найти их у рабочего и крестьянина." (Из доклада Дзержинского на Московской губернской партконференции в декабре 1925 года.) У капиталистической монополии нет иного пути, кроме, как ярко и точно выразился заместитель Дзержинского, Пятаков – "гнать все средства в основной капитал". Тогда ещё говорили нормальными научными терминами, не скрывая под неопределенными новообразованиями суть дела.

Производство расширялось, вводились в строй новые предприятия, восстанавливалась промышленность и торговля. Это означало увеличение основного капитала, а стало быть – увеличение предложения капитала. Но за увеличением капитала следует увеличение спроса на рабочую силу, и следовательно, должна по законам рынка, расти цена рабочей силы, ведь количество рабочих мест увеличивается. Но монопольная цена рабочей силы не увеличивается, и возникает противоречие. Пролетариат несет убытки при обмене, и поскольку цена рабочей силы не повышается, то, чтобы восстановить эквивалентность обмена, приходится снижать потребительную стоимость рабочей силы, снижать потребление рабочей силы.

Начальство видит, конечно, другую причину – рабочие не хотят работать. Так Дзержинский видел причину снижения выработки на одного рабочего с мая по декабрь 1925 года на 5% не в том, что рыночная цена рабочей силы увеличилась, тогда как монопольная цена осталась прежней, а в том, что "с мая по декабрь нами было принято в наше производство 25%, то есть, около 400 тысяч новых рабочих, из них часть уже работала раньше, но в течение долгого периода была оторвана от производства, другая часть – крестьяне, чернорабочие, которые впервые приходили на фабрики и относились к производству, безусловно, не как к своему пролетарскому делу, а как к тому, что не является их кровным делом." (Из доклада на ХХII чрезвычайной Ленинградской конференции ВКПб в феврале 1926 года.)

Отчуждение народа и рабочего класса от государственной собственности, накладывает свою печать на все отношения в обществе. Отчуждение от государства, производства, и от общественного продукта труда, адекватным образом отражается и в отношении народа к государству и государственной собственности, показывая главное противоречие советского строя - юридический статус народа как собственника, и фактический статус аппарата управления как собственника госкапитала.

ГЛАВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Государство, таким образом, сконцентрировало в своих руках весь спрос на рабочую силу и все предложение капитала. На рынке остался один собственник, и потому государство получило возможность игнорировать законы рынка. Но, уничтожая рынок, исключая действие рыночных сил, которые проявляются на поверхности рынка, даже абсолютная монополия не может уничтожить объективные законы экономики, не может уничтожить стоимость, поскольку для этого надо уничтожить необходимый труд, что субъективно сделать невозможно.

Рынок является регулятором сбалансированности экономики, регулятором стоимостных потоков между производством и потреблением. Естественно, за разрушением рынка разрушается жизненно необходимая связь между производством и потреблением, то есть, разрушается сфера обращения, а за ней – разрушение производства. Последствия "военного коммунизма", "культурной революции", "перестройки", и "демократической революции", как разновидностей преобладания субъективного фактора, вполне правомерно можно определить как развал. За одинаковую зарплату рабочий и инженер будут работать одинаково, следуя закону экономии рабочего времени – всё меньше и хуже. Монопольная цена рабочей силы меньше её стоимости, но что поделаешь – если возмутишься, власть сразу тычет наганом в морду – ты что, против диктатуры пролетариата? За победу мировой буржуазии? Остается только снизить потребительную стоимость своей рабочей силы, всячески уклоняясь от работы "так же хулигански, как отлынивают от работы многие наборщики в Питере, особенно в партийных типографиях". (Ленин, "Как организовать соревнование")

Иного и не могло быть, поскольку деньги печатались в таком количестве, что перестали что-либо значить. Просто так никто свой продукт труда отдвать не будет, крестьяне перестали выносить на рынок хлеб, и в город пришел голод. Пришлось отправить продотряды в деревню - экспроприировать крестьян. Голод в городе, грабеж в деревне, где брали все подчистую, даже семенное зерно, и начались выступления протеста. По сводкам ЧК в 1918 году было подавлено 245 антибольшевистских восстаний и выступлений. Ничего не оставалось, как дальше отлынивать от работы – "Волынят!" – жаловались партийные и советские чиновники на рабочих. Волынка – не забастовка, не расстреляешь, гайки закручивались сильнее, крестьянам уже и сеять было нечем, но власть гнула свое, и голод в Поволжье был закономерен. Такого перегиба не выдержала даже армия – Кронштадский мятеж показал, что если и дальше гнуть палке – не сносить головы. Пришлось допустить рыночные отношения введением НЭПа.

Рыночные отношения уничтожили уравниловку и яснее выступила капиталистическая сущность "социалистического" государства – та же эксплуатация ради прибыли. Поэтому резолюция ХII съезда партии указывала: "Нужно помочь рабочей массе понять, что директор, стремящийся к получению прибыли, в такой же мере служит интересам рабочего класса, как и работник профессионального союза, стремящийся поднять жизненный уровень рабочего и сохранить его здоровье."

А увеличить прибыль, как мы знаем из предидущего анализа, монополия может только наращиванием основного капитала. Но и для этого нужен капитал, деньги. Где их взять? Конечно, только из зарплаты рабочих, понижая цену рабочей силы. "А можем ли мы выбросить лозунг, что надо увеличить сейчас зарплату? Я, товарищи, должен перед вами прямо сказать: нет. Мы, партия, мы авангард рабочего класса, должны предупредить рабочий класс, что сейчас мы этого лозунга не можем выбросить. Почему? Потому что перед нами стоит основной вопрос, вопрос нашего развития – проблема основного капитала. Когда я говорил, что хватит ли у государства средств для того, чтобы строить новые фабрики, для того, чтобы обносившееся оборудование заменить новым, то я говорил, что государство должно найти средства. У кого оно должно найти их? Оно может найти их только у источника всякой стоимости и всех средств, то есть, может найти их у рабочего и крестьянина." (Из доклада Дзержинского на Московской губернской партконференции в декабре 1925 года.) У капиталистической монополии нет иного пути, кроме, как ярко и точно выразился заместитель Дзержинского, Пятаков – "гнать все средства в основной капитал". Тогда ещё говорили нормальными научными терминами, не скрывая под неопределенными новообразованиями суть дела.

Производство расширялось, вводились в строй новые предприятия, восстанавливалась промышленность и торговля. Это означало увеличение основного капитала, а стало быть – увеличение предложения капитала. Но за увеличением капитала следует увеличение спроса на рабочую силу, и следовательно, должна по законам рынка, расти цена рабочей силы, ведь количество рабочих мест увеличивается. Но монопольная цена рабочей силы не увеличивается, и возникает противоречие. Пролетариат несет убытки при обмене, и поскольку цена рабочей силы не повышается, то, чтобы восстановить эквивалентность обмена, приходится снижать потребительную стоимость рабочей силы, снижать потребление рабочей силы.

Начальство видит, конечно, другую причину – рабочие не хотят работать. Так Дзержинский видел причину снижения выработки на одного рабочего с мая по декабрь 1925 года на 5% не в том, что рыночная цена рабочей силы увеличилась, тогда как монопольная цена осталась прежней, а в том, что "с мая по декабрь нами было принято в наше производство 25%, то есть, около 400 тысяч новых рабочих, из них часть уже работала раньше, но в течение долгого периода была оторвана от производства, другая часть – крестьяне, чернорабочие, которые впервые приходили на фабрики и относились к производству, безусловно, не как к своему пролетарскому делу, а как к тому, что не является их кровным делом." (Из доклада на ХХII чрезвычайной Ленинградской конференции ВКПб в феврале 1926 года.)

Отчуждение народа от общенародной, каковой должна быть государственная собственность, накладывает свою печать на все отношения в обществе. Отчуждение от государства, производства, и от общественного продукта труда, адекватным образом отражается и в отношении народа к государству и государственной собственности, показывая главное противоречие советского строя – юридический статус народа как собственника, и фактический статус аппарата управления как собственника госкапитала.

ДЕЙСТВИЕ ЗАКОНОВ ЭКОНОМИКИ В СОВЕТСКОМ ПРОИЗВОДСТВЕ

И снижение выработки, конечно, не единственный видимый признак главного противоречия советского госкапитализма. В 1926 году, несмотря на бывшую тогда безработицу, газета "Правда" с возмущением писала, что после получки и аванса половина рабочих Сормовского завода в Нижнем Новгороде не выходит на работу. Экономика – не политика, тут на агитпропе не выедешь. Рабочий класс вполне может понять трудности капиталиста в обновлении основного капитала, и даже посочувствует, но – не более. Работать больше, чем на свою зарплату, наемный работник не будет, ибо в производстве уже действуют железные законы соответствия поребления рабочей силы её воспроизводству; соответствия стоимости рабочей силы её цене; закон экономии рабочего времени. Вот когда рабочий действительно хозяин, то он не хуже начальников понимает, что есть выгода в том, чтобы поджаться на время обновления основного капитала, чтобы потом не на словах, а на деле получить выгоду в виде повышения дохода или сокращения рабочего времени. А наемник – не хозяин, наемник впрок, на будущее, работать не будет, деньги ему надо платить сразу и все, а не потом и по частям.

Притязания на монополию присущи капиталу в любой форме – и в частной, и в государственной. Мнополизация, как мы выяснили ранее, возможна только в увеличении основного капитала и расширении рынка. Увеличение основного капитала возможно только за счет конкурентов, присоединением основного капитала конкурентов. А конкуренты с введением НЭПа появились – частный сектор, кооперация, и крестьянские хозяйства. Негласное осгосударствление частного капитала началось сразу же с введением НЭПа, да так ретиво, что уже в октябре 1921 года пришлось издать декрет "О воспрещении досрочного расторжения договора об аренде государственных предприятий." Затем настала очередь кооперации, на которой даже не стали менять табличку, главное – деньги шли государству, и этого было достаточно.

К концу 20-х годов процесс огосударствления частных предприятий и кооперации был завершен. Настала очередь крестьяниких хозяйств. Если в частном секторе и кооперации огосударствление происходило относительно легко – работягам все равно на кого работать, один хрен зарплата не поднимется, а кто из совбуров вякнет – на нары, то в сельском хозяйстве этот захват привел к разрушительным последствиям. Обращение свободного хозяина в батрака, не могло не вызвать катастрофических последствий. Как и после продразверстки результатом стал голод.

С завершением "сплошной коллективизации", в Советском Союзе закончилась фаза монополизации государственного рынка. С горизонта производства исчезли последние, и даже не частные, а единоличные собственники – крестьяне-единоличники, и в полном соответствии с формально-догматической логикой мышления интеллигенции, Сталин объявил, что в Советском Союзе построен социализм. Пузатых капиталистов нет – значит социализм, а то, что производственные отношения остались капиталистическими, так можно просто провозгласить их "социалистическими", и всё как надо.

Естественно, все, как у нас, так и на Западе, сразу и без всяких колебаний, поверили и приняли этот "глубоко научный вывод классика марксизма-ленинизма". Кто несмотря на всё сомневался – расстреляли, и с этого момента всё капиталистическое в Советском Союзе стало "социалистическим". Основной капитал, стал "основными фондами", норма прибыли – "нормой рентабельности", и т.п. И, конечно, рабочая сила приобрела "социалистическую" суть.

Рабочая сила одинакова в своей сущности как при капитализме, так и при социализме, и при коммунизме. Рабочая сила не может быть "социалистической" или "капиталистической", суть её состоит в том, что она – способность к труду. Форма её меняется, в зависимости от способа производства, но суть её одна. А потому рабочая сила при социализме имеет те же факторы, что и при капитализме, но – кроме чисто капиталистического свойства товара – цены. То есть, рабочая сила в рабовладельческом строе является собственностью рабовладельца. При феодальном способе производства рабочая сила является уже собственностью её владельца, а эксплуатация её осуществлялась двумя основными формами – барщиной или оброком. В капиталистическом способе производства рабочая сила становится товаром, отличительная особенность которого в рыночных отношениях – цена. В рабовладельческом и феодальном способе производства рабочая сила не имела цены, поскольку не продавалась и не покупалась. Купля-продажа рабочей силы появилась только при капитализме. Стало быть, при социализме рабочая сила должна утратить только свою капиталистическую форму, - форму товара, и стало быть, свойство товара – цену. И цена рабочей силы уничтожается тем, что собственник рабочей силы становится собственником продукта своего труда, а не уничтожением капиталистов.

Но вот у наших авторов учебника "социалистической" политэкономии, академиков и докторов наук, выдающихся демократов, Абалкина, Аганбегяна, Петракова, Шаталина, Бунича, прораба перестройки и бывшего мэра Москвы Гавриила Попова, в те времена, когда они ещё обосновывали господство аппарата КПСС, "социалистическая" рабочая сила характеризуется неведомыми для марксизма факторами – "затратами на её воспроизводство и дееспособностью". («Политическая экономия» Москва 1990 г. стр. 396)

При капитализме, рабочая сила имеет стоимость её производства, и стоимость её воспроизводства. Чтобы придать "социалистичность" рабочей силе в отличие от капитализма, наши академики просто заменили "стоимость" на "затраты", и, главное – исключили стоимость производства рабочей силы. А потому выходит, что при социализме стоимости производства рабочей силы нет. То есть, при социализме рабочая сила не производится где-либо и как-либо. Это при капитализме человека надо обучать работать, чтобы он приобрел рабочую силу, а при социализме не надо, и получается, что рабочая сила при социализме появляется с самого рождения прям таки чудесным образом. Маленький человек, и только при социалзме, только только появившись на свет, уже имеет рабочую силу и может трудиться. Вот это здорово – сам выбрался из утробы матери, сам завязал себе пуповину, соснул материнскую грудь, и – за работу, - на станок, за лопату, к компьютеру. Какая все таки экономия на производстве рабочей силы при социализме! Похоже, именно так появилась рабочая сила у авторов сего "вучебника" политэкономии. Как они нас предупреждают здесь же, пытаясь придать своей глупости серьезный вид – "Познание экономических процессов требует проникновения в их глубинную сущность, что позволяет понять качественно иную природу рабочей силы в социалистическом обществе." («Политическая экономия» Москва 1990 г. стр. 396)

Что же касается такого "фактора" как "дееспособность", то этот термин и понятие используется в психиатрии и юриспруденции, означая твердую память и здравый рассудок индивида. Вряд ли наши академики хотели намекнуть нам, что при капитализме, в отличие от "социализма", рабочая сила "характеризуется" отсутствием стоимости воспроизводства и симптомами шизофрении. Ясно, что вся их "наука" сводится к пропаганде, в которой они даже не могут скрыть свое вранье.

Таким же образом наши шарлатаны от социализма и политэкономии пытаются придать "социалистичность" и другим законам экономики. Например, при капитализме существует платежеспособный, и неплатежеспособный спрос. И в отличие от капитализма, при социализме, по теории, не должно быть неплатежеспособного спроса. Но в реальности, в "социалистическом" советском обществе неплатежеспособный спрос был. А потому надо было объяснить – почему это при "социализме" существует неплатежеспособный спрос?

Это противоречие наши академики обошли очень просто - они ничтоже сумняшеся объявили, что ежели у потребителя нет денег на автомашину или стиральную машину, то у потребителя нет спроса на эти товары. То есть – нет денег, - нет спроса, есть деньги, значит, у потребителя есть спрос. "Если человек видит на витрине модную вещь и хочет приобрести её, но не располагает для этого необходимыми денежными средствами, то его потребность нельзя рассматривать как спрос." (Там же, стр. 524)

Как видим, у человека есть большое желание приобрести вещь. По всем признакам, его спрос виден невооруженным взглядом. Но поскольку у него нет денег на эту вещь, то академики внушают ему – твое желание, приятель, нельзя рассматривать как спрос, а потому у тебя нет спроса на ту вешь, которую ты хотел бы купить. И так как у тебя нет спроса, то все твои потребности удовлетворены – да здравствует социализм! Наверно стоило добиваться академических званий чтобы заниматься дешевой пропагандой?

Итак, провозглашенный Сталиным социализм означал утверждение государственно-монополистического капитализма. А по утверждении монополии тормозится увеличение производительности труда, и потому увеличение основного и постоянного капитала происходит за счет преимущественно физического объема достигнутого уровня развития. То есть, замораживается достигнутый научно-технический уровень развития средств производства, и тогда увеличение объема средств производства требует увеличения и массы рабочей силы, вовлекаемой в производство. Когда все средства "загоняются" в основной капитал, то неизбежно рост объема средств производства начинают опережать темпы прироста населения. Спрос на рабочую силу начинает превышать её предложение. Дефицит рабочей силы в Советском Союзе был хроническим.

Ответные действия последовали соответствующими монополии – в конце 20-х годов была проведена паспортизация населения, что затруднило его миграцию в поисках более благоприятного места жительства и работы. Дальше – больше, - после коллективизации у колхозников отобрали паспорта, в город не вырвешься, а в самом городе увольнения по собственному желанию были запрещены. Как правило – запрет на аборты и противозачаточные средства, направленность государственной политики в социальной сфере на увеличение рождаемости.

Однако, этими мерами норму и массу прибыли не увеличить, и потому остается единственный путь – увеличение основного капитала. Поэтому основным направлением развития монополии является направление развития производства средств производства – первого подразделения, или, по "социалистически" – группы "А". Так что известное нам по советским временам увеличение производства в добывающей, топливно-энергетической, и тяжелой промышленности, являлось не вывихом советской экономики, не выражением амбиций Генеральных секретарей, как то представляют нам пропагандисты-антикоммунисты, а столбовой дорогой развития абсолютной монополии.

Но увеличение средств производства – это увеличение предложения капитала, а стало быть, увеличение спроса на рабочую силу. И если увеличивается спрос на рабочую силу, то должна расти и её цена. Но монопольная цена не поднимается, и наемный работник несет убытки при обмене. Монопольную цену рабочей силы нельзя поднять до уровня рыночной, а потому, чтобы исправить неэквивалентные условия обмена, приходится снизить потребительную стоимость рабочей силы. Норма прибыли понижается, хотя масса прибыли может и возрасти, но не в той же пропорции с величиной увеличения постоянного капитала. В итогое – вложенные средства не дают ожидаемой отдачи, как правило – убытки, как это получилось у Сталина в первую пятилетку и у Горбачева с его "перестройкой и ускорением". Логика проста как паренная репа – по существующим показателям определяется – насколько надо увеличить основной и постоянный капитал, чтобы получить нужную цифру выпуска продукции. Бывший Госсекретарь США Генри Киссинджер выдал как-то Горбачева сообщив, как тот однажды признался ему, что намеревался закончить перестройку за 4 года. Прямо по-сталински.

Основной капитал, то бишь – "основные фонды", по сравнению с уровнем развития научно-технического прогресса был устаревшим, все экономические показатели с середины 60-х годов снижались, и к середине 80-х снизились до убытков. Родитель перестройки решил, что обновление основного капитала на новый, более высокого научно-технического уровня развития, позволит поднять производительность труда, и тем самым вписать Горбачева золотыми буквами в историю социализма как прозорливого и мудрого государственного деятеля, который своей "философией нового мышления" («Правда» 3 ноября 1987 г.) смог "поднять цивилизацию на качественно новую ступень" развития. («Правда» 17 февраля 1987 г.)

Когда же его желание поднять на новую ступень цивилизацию опираясь на аппарат управления разбилось о железо монополии партийного аппарата, он решил сломать его оперевшись на народ. Началась пропагандисткая кампания о гласности, человеческом факторе, оплате по конечному результату, хозрасчете, и т.д. Несмотря на постоянный обман, немало народу поверило разлагольствованиям дилетанта в экономике. Но поскольку как и у всех власть имущих на словах у него было одно, а на деле другое, все его начинания не могли не провалиться.

Увеличение основного капитала на Владимирском швейном объединении выразилось в замене оборудования на импортное, более производительное. Производительность труда возросла, стало быть, увеличилось потребление рабочей силы, и значит, соответственно, должно возрасти и её воспроизводство, зарплата. Но монопольная цена рабочей силы не меняется, воспроизводство рабочей силы стало невозможным, и потому приходится избегать неэквивалентные условия обмена. И полетели заявления на увольнения –

"Можно посчитать ситуацию парадоксальной: администрация внедряет оборудование, которое существенно облегчит напряженный труд – в ответ на заботу работники подают заявления об уходе." (Э.Васильев "Девятая сложность" «Социалистическая индустрия» 11 октября 1989 г.)

Побольше выдавить труда и поменьше заплатить – это у всех начальников называется "заботой".

"Хоть тоже уходи! – восклицает в сердцах его единственный оператор (вышивального автомата японского производства – Ю.Р.) Л.Потапова. – Станок очень сложный, но интресный, и заказов много. Вначале мы увлеченно, целой группой, ночами напролет им занимались. Освоить электронику особенно молодежь хотела. В первую зарплату я получила больше трехсот рублей. А экономисты и бухгалтеры все переполошились: "Как же так, заработок почти как у генерального директора! Перевели без всяких объяснений на четвертый разряд и все успокоились – сто двадцать рублей в месяц. Девчата тут же разбежались." (Там же.)

Когда перестройка перешла в ускорение падения и развала, газета "Труд" от 14 ноября 1990 года привела слова рабочих, фактически – об экономической политике Горбачева, о его "перестройке" и "ускорении":

"За шесть последних лет план вырос в три раза. Зарплата осталась та же. За эти гроши никто работать не хочет. Сколько замечательных мастеров уволилось! Законы о труде не соблюдаются – болен ты, или уходишь в отпуск, но план дай. Наши начальники пекутся о чем угодно, но только не о людях."

А Майкл Горби в это время гнет свою демагогическую линию - костит экстремистов и сепаратистов, вышивает на международной политической сцене, отдает американцам рыбные промыслы в Беринговом море, обещает японцам отдать Курилы, а китайцам Амур.

Наши академики не отстают от него. Годом раньше в своем учебнике "социалистической" политэкономии сикофанты госкапитализма академики Абалкин, Аганбегян, Медведев, Шаталин, Петраков, и иже с ними гуру демократической экономической "навуки" Г.Попов, обосновывают эту политику Майкла Горби:

"На машиностроительных предприятиях средний уровень выполнения норм достиг в 1987 году почти 136%. Ясно, что нормы, перевыполняемые большинством рабочих в 1,5-2 раза не могут считаться научно обоснованными." («Политическая экономия» Москва 1990 г. стр. 421)

Вот такой чисто капиталистический прием выколачивания прибыли из "социалистической" рабочей силы и являлся сутью перестройки и ускорения. Но рабочие не дурнее кремлевских ускорителей, и находит свой ответ на давление эксплуатации, будь она хоть под "социалистическими" лозунгами.

Знакомые ребята с вологодчины как-то рассказали мне как они выдавили бухгалтера в своем колхозе. Такой волчара был – не чета всем буржуям. Как увидит в нарядах на выполнение работ трехзначную сумму, на всю-то бригаду, сразу отодвигает и кричит – "Много! Не подпишу!" Ну, мужики и подстроили ему – приносят раз наряд с такими записями:

Закат солнца вручную ………………………..1 руб. 02 коп.

Подтягивание горизонта за канат ……………0 руб. 57 коп.

Просушка сена луной ………………………...0 руб. 0,03 коп.

Разгон облаков вилами ……………………….0 руб. 0,07 коп.

Уборка звезд на небе ………………………….0 руб. 0,9 коп.

Итого …………………………………………..2 руб.60 коп.

Приносят в контору, главбух глядь вниз – ага, 2 рубля 60 копеек – подписал не глядя. Наряды отправили в район, приехала комиссия, уволили главбуха. Смеху было надолго.

Рабочий, конечно, возмущен, но – что поделаешь, хозяин – барин, и хозяин – начальник. Снизить потребление физической рабочей силы нельзя – начальник сразу увидит, и тогда репрессий не избежать, потому остается снизить потребление умственной рабочей силы.

"Авария, крушение, катастрофа. Эти слова в последнее время прочно вошли в нашу жизнь. Но это только надводная часть айсберга. Если к этому добавить аварийные остановки станочного оборудования на заводах, тракторов на полях, автомобилей на дорогах. . . Вместо того, чтобы своевременно смазать, подтянуть разболтавшееся соединение, подрегулировать машину, прибор или механизм эксплуатируют до поломки." (А.Астанин "Система катастрофических случайностей" «Социалистическая индустрия» 5 октября 1989 г.)

Гайки эксплуатации затянули до упора, и ещё хотят, чтобы рабочий терял время на соблюдение технологического режима. Толковые у нас журналисты, также как и академики, даром что те по два института заканчивают, а ничего не видят и не соображают.

В этом сопротивлении повышению эксплуатации все отряды рабочего класса действуют заодно. Если первый отряд рабочего класса в своем стремлении повысить зарплату пренебрегает техникой безопасности и нормальным режимом эксплуатации оборудования – главное, выдавить побольше продукции из средств производства, то второй отряд (при классификации рабочего класса на два отряда) действует по другому.

Второй отряд рабочего класса удовлетворен своей зарплатой, и потому не желает ни повышения интенсивности труда, ни повышения производительности труда. Величина потребления рабочей силы второго отряда соответствует величине её воспроизводства. И потому ускорение темпов роста производства совершенно ему не выгодно.

"Работниц косметического цеха обнаружил за большим столом, заваленным разной снедью. Шел обеденный перерыв, за столом царили мир и согласие. Мой вопрос – почему они против современного автоматизированного производства, никого не смутил: "Знаем как американцы людей эксплуатируют! И не присядешь за смену. Не согласимся и за пятьсот в месяц." Зарплату в будущем цехе действительно обещают по пятьсот рублей и выше. Но разве привлечешь деньгами тех, кто привык не торопясь приходить на работу, отбывать на ней смену и получать небольшую гарантированную зарплату." (Н.Белов "Парфюмерный конфликт" «Рабочая трибуна» 28 июля 1990 г.)

То, что не присядешь за смену – это работницы правы. Но никто из этих погонял не задумается – а зачем заставлять человека работать за 500, когда ему хватает и 200? Ведь по человечески, по людски, - ну пусть человек работает столько, сколько желает, на надо заставлять – хочет 200 рублей зарабатывать, пусть зарабатывает, хочет 500 рублей, пусть пятьсот. Но по-капиталистически, не по людски, все по другому - любой капиталист скажет, что если один рабочий работает за двоих, то прибыль больше, чем если бы вместо одного было два рабочих. Естественно, на такое насилие рабочий отвечает соответственным образом:

"Выяснилось, что совместные предприятия с высокопроизводительной зарубежной технологией не прививаются на отечественной почве. Появляются трудности адаптации рабочих к новому производству, необходимость научиться интенсивному труду. А это не всякого устраивает. Возникают даже луддитские настроения: ломают технику, автоматику." (Там же.)

Тенденции общественного развития определяются общественными силами. Общественная сила – это агрегатная сила, которая действует на всем поле и во всем объеме пространства жизнедеятельности общества – сверху донизу, с края и до края, вдоль и поперек. Повышение производительности труда, как и повышение стоимости рабочей силы также являются агрегатными состояниями силы. Поэтому вместе с ростом стоимости рабочей силы рабочих, растет стоимость рабочей силы и интеллигентов, по рабочему - начальников. И монопольная цена рабочей силы наемного начальника таким же образом действует на показатели производства, как и монопольная цена рабочей силы рабочего – "появляются трудности адаптации" начальников "к новому производству, необходимости научиться интенсивному труду. А это не всякого устраивает. Возникают даже луддитские настроения" – не внедряют новую технику и автоматику!

"Всего на первое января 1990 года объем не введенного в эксплуатацию оборудования составил 37 миллиардов рублей, что превысило цифру прошлого года на целых 5 миллиардов рублей . . . 40 процентов всей неустановленной техники уже второй год находится в ожидании монтажа . . . с каждым годом растет примернов 4 раза число неустановленных станков с числовым программным управлением (более 4 тысяч штук), в 1,7 раза (482 единиц) – обрабатывающих центров, в 1,3 раза (440 комплектов) – станочных автоматических и полуавтоматических линий." («Рабочая трибуна» 7 августа 1990 года.)

Как говорил мне главный инженер НПО "Источник" – вызываешь к себе начальника цеха, делаешь ему накачку – давай, внедряй, понимаешь ли, новую технику! Он берет под козырек, говорит – есть! И – ничего не делает.

Экономическая наука – не математика, в ней всякий разумеет, а потому каждый Генсек КПСС вносил огромный вклад в развитие политэкономии. Естественно, что подъем "социализма" на новую ступень должен был сопровождаться новыми открытиями в науке. И наши академики не заставили себя ждать в своих вечных поисках "волшебной палочки" увязки зарплаты с каким-то показателем производства, которая бы позволила рабочих работать больше, а платить им поменьше. Был найден новый "закон экономики" – рост производительности труда должен опережать рост зарплаты.

"Коэффициент прироста средней заработной платы на 1% прироста производительности труда составил в 1981-1985 г.г. 0,82, а в 1986-87 г.г. 0,57. В сельском хозяйстве эта закономерность (выделено мной – Р.Ю.) ещё не всегда соблюдается. В 1981-85 г.г. этот коэффициент составил 1,81, и лишь в двенадцатой пятилетке он снизился за 1986-87 г.г. до 0,77." ("Политическая экономия" Учебное пособие для высших партийных школ Москва 1989 г. стр.338)

Вот таким "закономерностям" экономической "науки" учили наши академики-"аканамисты" партийных чиновников. Хотя, какая тут может быть закономерность, никакой научной закономерности нет, кроме банальной закономерности капиталистической эксплуатации – работать больше, а платить меньше. И для того, чтобы закручивать гайки эксплуатации, академического образования совершенно не нужно, а нужно отсутствие совести и чести, в том числе научной. Ничем иным нельзя объяснить готовность нашей науки всегда подставлять идеологические подпорки существующему режиму. Однако вернемся к теме.

Если производительность труда возрастает на 1%, то и затраты рабочей силы в труде возрастают на 1%, поскольку сокращается рабочее время, а не надуманные "затраты труда". Возьмем и посчитаем: производительность труда по данным Госкомстата, с 1985 по 1988 год возросла в промышеленности на 14%, а в сельском хозяйстве на 19%. Примем эти цифры за 100%, а коэффициенты, соответственно, за 57% и 77%. И тогда получается, что потребление рабочей силы за эти годы выросло на 100%, а её воспроизводство на 57% в промышленности, и на 77% в сельском хозяйстве. Рабочая сила не восстанавливается, поскольку её потребление выше воспроизводства. А если рабочая сила не восстанавливается, то она разрушается, что ведет за собой и разрушение организма её собственника, смерть. Вступает в действие инстинкт самосохранения, и потребление рабочей силы снижается до уровня её воспроизводства. Поэтому закономерно то, что перестройка и её научными открытиями советской политэкономии принесла разрушительные последствия. Как и после первой пятилетки пришлось ввести карточное распределение продуктов питания. Экономика определяет политику, и вслед за разрушением экономики последовал развал политический – монополия советского госкапитализма была уничтожена при поддержке рабочего класса под руководством отмороженных после холодной войны интеллигентов-шестидесятников. Сталин нашел причину в том, что кругом засели вредители и враги народа. У Майкла Горби виноватым оказался весь народ –

"ибо они за десятилетия разучились быть инициативными, независимыми, предприимчивыми, самостоятельными" -

жаловался он в своей нобелевской лекции. Люди разучились, а вот Горбачев нет.

До сих пор мы видели только один вид разрушения монополии – выход её на более обширный рынок. Чтобы выйти на мировой рынок, капитал должен быть юридически и фактически однозначно определенной собственностью. Поэтому монополистический госкапитал Советского Союза не мог выйти на мировой рынок, потому что имел неопределенный для рынка статус собственности - юридически госкапитал принадлежал народу, а фактически – аппарату управления. Поэтому для госкапитала Советского Союза оставался только один способ уничтожения – распад единого формирования на мелкие кусочки, распыление госкапитала на мелкие капиталы и капитальчики. Главное противоречие советского строя – статус народа как юридического собстенника госкапитала, и статус аппарата управления как фактического собственника госкапитала, в силу исторического момента развития, не могло разрешиться тем, что народ становился и фактическим собственником, а только тем, что аппарат управления присоединял к своему статусу фактическогого собственника, статус юридического.

Капитал не может быть ничьим, фактический собственник есть всегда, даже если юридически отношения собственности не определены. В Советском Союзе не было класса капиталистов, и чтобы он возник, госкапитал должен перейти в частные руки. И естественно, что в госкапиталистических отношениях собственности, присвоение госкапитала народом, или рабочим населением, невозможно по той простой причине, что на пути распределения госкапитала стоит аппарат управления. Ведь распределением кто-то тоже должен управлять. А в условиях, когда государственный капитал распределяется по физическим лицам, когда госкапитал рассредотачивается в множество частных капиталов, никакие правила и законы, никакое юридическое право, не действуют. Ведь если действует юридическое право госкапиталистических отношений собственности, то экспроприация госкапитала невозможна, а если не было класса частных собственников капитала, то не было и юиридически оформленного права частной собственности. Поэтому в этих условиях правового беспредела экспроприации госкапитала, может действовать только право силы. А сила в Советском Союзе была у аппарата управления.

Если рассмотреть советский аппарат управления с точки зрения определенных в марксизме отношений собственности, то право владения реализовывал аппарат государственного управления – Советы и исполкомы. Право управления оборотом госкапитала реализовывал аппарат производственного управления – от Совмина до мастера в цехе. И как мы знаем по практике – право контроля реализовывал партийный аппарат КПСС.

Пока существует контроль, контролируемый объект плохо или хорошо, но выполняет заданную функцию. Поэтому, чтобы госкапитал можно было экспроприировать, должен быть сначала разрушен сначала контроль. Что и было сделано в августе 1991 года, когда Ельцин своим указом запретил КПСС. А о присвоении госкапитала советским аппаратом управления уже и писать не хочется. Можно только привести отрывок их книги шестидесятилетней давности:

"Крушение советского режима неминуемо привело бы к крушению планового хозяйства и, тем самым, к упразднению государственной собственности. принудительная связь между трестами и заводами внутри трестов распалась бы. Наиболее преуспевающие предприятия поспешили бы на самостоятельную дорогу. Они могли бы превратиться в акционерные компании или найти другую переходную форму собственности, например, с участием рабочих в прибылях. одновременно, и ещё легче распались бы колхозы. Падение нынешней бюрократической диктатуры, без замены её новой социалистической властью, означало бы, таким образом, возврат к капиталистическим отношениям при катастрофическом упадке хозяйства и культуры. " (Л.Троцкий "Преданная революция" Москва 1991 г. стр.208)

Троцкий, будучи в своих научных работах более политологом, чем теоретиком, тем не менее предвидел, что аппарат управления при удобном случае сделает всё, чтобы превратить свои служебные привилегии, в наследуемые. И этот случай настал – аппарат управления реализовал свое вечное стремление стать собственником капитала не только де-факто, но и де-юре.

ЛОГИКА ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ

Нынешние власть имущие, и их последователи, полагают, что экономика страны сможет интегрироваться в мировую вапиталистическую систему, что обеспечит западный уровень жизни населения. Прошедшее десятилетие показало, что в краткосрочном плане эти надежды были если не наивностью, то полным незнанием экономических реалий. Теперь нам внушают, что надо несколько поколений, чтобы Россия поднялась до удовлетворительных темпов роста экономики. Однако и эти уверения являются пропагандой и обманом.

За границей государственного рынка России даже уже не продолжается фаза монополизации мирового рынка, а завершается. Российский капитал слишком слаб, чтобы отвоевать какое-то место на мировом рынке. А потому можно было предвидеть, что российский рынок захватит западный капитал. И потому единственное, что остается – это традиционные поставки сырья. Но поставщиков сырья на мировом рынке много, и потому ни о каком экономическом подъеме не может быть и речи.

Нам говорят, что западные инвестиции помогут подняться России до западного уровня развития. Однако, почему именно Россия? И кому помогли западные инвестиции? Практика дает однозначный ответ на этот вопрос – никому западные инвестиции не помогли. Пропаганда нынешнего режима говорит, конечно, обратное, но на то она и пропаганда, чтобы поддерживать у избирателей веру, а не знание дела. Весь мир стоит в очереди за западными инвестициями, и конкуренция за них состоит в том, чтобы снизить стоимость рабочей силы ниже всех остальных. Поэтому западные инвестиции пойдут в Россию только в том случае, если зарплата рабочих, при прочих равных условиях, будет ниже. Однако, и эти предположения также относятся к наивным мечтам и обману, поскольку дело совсем в другом.

Мировой рынок уже схвачен полностью и во всем. Платежеспособный спрос удовлетворен полностью и везде. И поскольку мировой рынок забит под завязку любым предложением, то западный капитал не будет открывать производство в России, ориентированное на экспорт на Запад. Никто переносить свое призводство в Россию не будет. Все инвестиции, как уже вложенные, так и будущие, направлены на внутренний, российский, рынок. Запад свой рынок для товаров из стран второго и третьего мира закрыл, и не откроет никогда. И все западные инвестиции везде и всегда направлены только на вывоз прибыли, а не на экспорт товаров на Запад.

Но платежеспособный спрос в России невелик, и удовлетворяется полностью незначительными поставками западных товаров. К тому же, и нынешние, и предполагаемые западные инвестиции, базируются не на реальной экономической ситуации, а всего лишь на ожидании предполагаемого в будущем экономического подъема. А частный капитал не будет планировать свое производство и разрабатывать рыное на 20-50 лет вперед, частный капитал ловит тенденции конъюнктуры рынка здесь и сейчас. Поэтому значительных инвестиций, которые каки-то образом повлияют на экономическую ситцуацию, ожидать не следует.

Нам пропаганда часто вещает об успехах политики привлечения иностранных инвестиций в различных странах, особенно в Китае, Таиланде, Ирландии. Изучить проблему на месте, конечно, не представляется возможным, но и журналистские репортажи и восторги не могут являться достоверными сведениями. Однако, публикации даже в наших научных журналах не то что разительно отливаются от журналистских восторгов, но рисуют нам совершенно обратную картину. Эти исследования однозначно говорят, что нигде и никогда иностранные инвестиции не были стимулятором экономического подъема, и вкладывалить только там и тогда, где и когда наблюдалась выгодная конъюнктура рынка. А китайский опыт высветил одну немаловажную проблему – прежде чем капитал пойдет на какой нибудь рынок, на нем должна быть развита инфраструктура рынка – средства связи, аэропорты, сеть автомобильных дорог, терминалы, морские и речные порты, и т.д. Иностранный капитал развивать инфраструктуру не будет – слишком долго ждать отдачи, а потому Китай вложил в три раза больше в свою политику привлечения иностранного капитала, чем получил обратно, и этому уже более десяти лет.

И, наконец, последний вариант, который упоминается как у нас, так и в советах с Запада – своими силами, упорным трудом и лишениями выбраться из кризиса, проведя структурную перестройку и обновив основной капитал. Согласен, и пусть все начальники и бизнесмены скажут народу как Дзержинский на партконференции в 1925 году – мы можем найти средства для обновления основного капитала и на все реформы только у источника всяких средств – рабочего и крестьянина. Но ведь тогда не получилось, и пришлось вводить диктатуру, а сейчас и подавно. Остается одно – экспроприация. Так что семнадцатый год впереди. И тут возникает законный вопрос – каков же он, настоящий социализм?

ОЧЕРК ПРОИЗВОДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ СОЦИАЛИЗМА

Маркс не оставил описания социализма, да и не мог, поскольку не успел закончить "Капитал ", а без понимания капитализма, нельзя понять социализм, так как социализм вырастает из капитализма, и потому здесь надо рассматривать вопрос с чистого листа. Многие сторонники марксизма этого не понимают, и печальнее всего – не желают понять. Они уверены, что для понимания социализма и коммунизма, совсем не нужно знание капитализма, и только поэтому все они несут такую ахинею, которая служит не делу строительства социализма, а его дискредитации в демократической пропаганде.

Модель социализма Энгельса, данная им в "Анти-Дюринге" настолько общая, что допускает различное толкование, теоретическая проработка не столь глубока, как можно было в то время сделать, а попытка конкретизации отдельных форм с позиций нынешенего уровня развития, опыта и знаний, выглядит наивной. Все таки практических и теоретических данных в то время было слишком мало, чтобы сделать сколько-нибудь значительный анализ. Поэтому его модель социализма представляет интерес как первая попытка научного подхода к проблеме определения общих форм социализма и их содержания. Да и нельзя требовать от Энгельса детальной проработки, уже то, что он отредактировал и подготовил к печати "Капитал", не извратив при этом суть и форму марксова изложения, является большой работой. Модели Ленина и Сталина – это госкапитализм, а потому рассматривать их нет смысла.

Имея в виду то, что развитие общества - естественноисторический процесс, социализм надо рассматривать вырастающим из капитализма. Основная характеристика капитализма – господство товарно-денежных отношений и частной собственности. Если попытаться враз отменить и запретить их, получится то, что было у нас во время "военного коммунизма" 1918-20-х годов – бардак, преступность, развал производства и обращения. Стало быть, ломка структуры производства и системы управления при переходе к социализму недопустима. Устранение частных собственников от собственности не требует ломки структуры производства и системы управления. Ни директора, ни инженера, ни бухгалтера, устранить из системы управления нельзя, они остаются, меняются только трудовые отношения внутри коллектива предприятия, и в целом - производственные отношения.

Смена производственных отношений капитализма на социалистические, устранит все противоречия капитализма. Уничтожение товарной формы рабочей силы устранит эксплуатацию, поскольку уже не будет постоянного урезания зарплаты рабочего в целях увеличения прибыли. Стало быть, и потребление рабочего населения не будет ограничено ценой рабочей силы, и зарплата работника будет удовлетворять все потребности работника.

После этого утверждения практически у всех обычно возникает твердое неверие в то, что потребности работника будет удовлетворены. Причина этого неверия опять же кроется в том, что нынешние условия и отношения капитализма переносят в социализм. Вследствие этого непонимания, многие сторонники коммунизма склоняются к совсем уж антинаучному мнению о законодательном или добровольном ограничении материальных потребностей при социализме и коммунизме. Долго я пытался убедить одного демократа в правоте этого утверждения, но так и не смог, исключительно из окаменевшего его мышления, а скорее всего - из-за нежелания признать свою неправоту. Его тезис звучал так - как же будет удовлетворена потребность в жилье, если человеку захочется одну квартиру, вторую, третью, и так далее? Я ему говорю – эта ситуация и такие желания существуют сейчас, когда жилье является не только средством удовлетворения потребности, но и объектом собственности, приносящей доход. Человек может иметь сейчас несколько квартир, и сдавая их в наем, совершенно не работая, жить безбедно. Но ты представь, - говорю я ему – когда ты будешь иметь свою квартиру, будешь ли ты снимать ещё одну или две? Нет – говорит. Я ему – так откуда же ты взял, что при социализме потребность в жилье не будет удовлетворена? Ответить ему на это нечего, и он, чтобы не признать свою неправоту, начинает выдумывать чисто умозрительные ситуации, которые в его жизни, как и в моей, не возникали, и вряд ли возникнут: а для любовницы, - говорит. Ну пожалуйста, строй, покупай, снимай, ведь динамичность общественной и экономической жизни просто создает излишек не только одежды, продуктов питания, но и квартир, да и к тому же – откуда ты взял, что у твоей любовницы не будет квартиры? Жилье, нормальное, а не общежитие, будет у всех. Ответить нечего, и следует другая выдумка – а что если я захочу виллу на берегу Черного и Средиземного моря? Ну сам прикинь, говорю – будешь ли ты платить за пустующую в течение года виллу, когда дешевле снять её на месяц отпуска? Аргументов никаких не остается, и следует стандартное отрицание в том духе, что мол, на словах-то все хорошо, да вот на деле неосуществимо. То есть, начинается выдумывание нерациональных, полностью абсурдных условий, исключительно для того, чтобы не признать правоты марксистской теории. Ведь марксизм исходит из того, что человек в своей жизнедеятельности, а тем более в экономической деятельности, руководствуется логикой выгоды, имеет рациональные мотивы в своих поступках. И когда опровержений нет, противники марксизма начинают приводить полностью выдуманные, нерациональные мотивы – а если человеку просто так захочется иметь много золота, квартир, машин, сахара, хлеба, и т.д. Зачем ему столько надо, оппонент объяснить не может, и на основании этой своей глупости строит опровержение марксизма.

А уж о значении того, что при социализме не будет безработицы, и говорить не надо. Снятие ограничений с потребления породит знакомый нам дефицит рабочей силы, поскольку возрастет не столько объем потребления, объем потребления ограничен физическими возможностями организма, сколько будет расти потребление в своем качестве, поскольку возможности качественного роста намного шире и выше, а уж желания наивысшего качества, выходят за рамки возможного.

Отношения собственности

Наибольшее значение и влияние на общественно-экономическую жизнь имеют крупные предприятия, поэтому они должны быть экспроприированы. Встает вопрос – в чью пользу, в чью собственность? Трудовые коллективы экспроприированных предприятий не могут иметь права присвоить их в свою коллективную собственность, поскольку не только их трудом были созданы эти предприятия. Да и крупные предприятия у нас занимают большей частью монопольное положение на рынке. Стало быть, предприятия подразделения производства средств производства, отходят в собственность государства. Само собой и оборонные предприятия должны быть в собственности государства.

Предприятия же второго подразделения производства товаров народного потребления, вполне допустимо отдать в полное владение трудовым коллективам. Тем более, что этот сектор экономики наиболее многочисленен в своем структурном многообразии форм и видов производства. Из-за этой многочисленности, структура государственного контроля и налоговых сборов требует соответствующей величины, из-за чего она становится громоздкой и малоэффективной, поскольку создаются условия для процветания бюрократизма, взяточничества, и хищений. Поэтому предпочтительней вообще освободить производство товаров народного потребления и сферу услуг от налогов, переложив соответствующие выплаты на предприятия сферы производства средств производства, в которой из-за относительной малочисленности и концентрации производства, государственный и налоговый контроль более эффективен. К тому же, освобождение от налогообложения сферы досуга и производства товаров народного потребления снизит цены на их услуги и товары, что сделает сферу досуга и услуг более доступной для детей и молодежи.

При капитализме господствующее положение занимает частная собственность на средства производства. Стало быть, при социализме, ещё не может быть коммунистической формы общественной собственности, и потому господствующее положение должна занять государственная собственность. Это не отменяет частной собственности при социализме, даже если ортодоксов сталинской модели от этого утверждения может хватить припадок. Вся опасность частной собственности при социализме, существует только для аппарата государственного и производственного управления, поскольку при высокой конкурентноспособности частного сектора по сравнению с государственным, будет видно, что госаппарат и высшее руководство страной и экономикой некомпетентно, а стало быть, пора это некомпетентное руководство вычистить из управления.

Что касается прав собственности на продукт труда, то производимые товары во втором подразделении производства товаров народного потребления, должны быть собственностью коллективов предприятий. Во первом же подразделении, в силу монопольных позиций, государство должно иметь решающее значение на формирование цен.

Форма рабочей силы и дохода

Стоимость не может исчезнуть сама по себе с сегодня на завтра, и, соответственно, нельзя отменить товарно-денежные отношения. Стало быть, при социализме сохраняется рынок и его отношения. При этих словах догматики сталинского подхода сразу запевают свой гимн оппортунизму и прочим политико-экономическим грехам. Науку они не признают, а потому вместе с любителями "общечеловеческих ценностей" никогда не поймут, что капиталистическими может быть только товарная форма рабочей силы, а не рыночные отношения. Капитализм начинается с товарной формы рабочей силы, и заканчивается на ней, тогда как рынок и рыночные отношения, существовали задолго до капитализма, и будут существовать некоторое время после капитализма. Единственное, что будет отличать рынок при социализме от рынка при капитализме, так это целенаправленная работа государства по замене рыночных отношений коммунистическими. И здесь, особо подчеркивая, речь не идет об уничтожении рынка, уничтожить его нельзя, а именно о замене.

Как пример замены рыночных отношений коммунистическими можно привести бесплатное, для потребителей, образование и здравоохранение. А уровень его качества зависит уже не от самого коммунизма или марксизма, и тем более не от компартий, а от уровня развития общества и производства.

Записные "марксисты" разного толка, и особенно сталинисты, считают за непререкаемую истину голословную догму о том, что в рыночных отношениях рабочая сила неизбежно становится товаром. Для них не существует различия между эмалированным чайником, как товаром, и рабочей силой, которая становится товаром также, как и чайник, вернее – вместе с чайником. Эту глупость можно было бы простить за малообразованностью или по иной причине, если бы ещё сто пятьдесят лет назад Маркс не разъяснил сущность товара, и сущность товарной формы рабочей силы. Ведь достаточно внимательно прочитать "Капитал", а не комментарии к нему советской псевдонауки, чтобы узнать, что рабочая сила становится товаром, и что работник становится наемным работником тогда, когда он отчужден от продукта своего труда, когда продукт труда не является его собственностью. Но догматики и знать этого не желают, в политэкономии для них существует только одна истина – если чайник товар, то и рабочая сила тоже.

С рынком, вообще связано много заблуждений среди сторонников социализма и коммунизма. Наличие рынка и товарно-денежных отношений при социализме они связывают с сохранением капиталистической прибыли и конкуренции. Отсутствие базового политэкономического образования, естественно, не советского, и не "демократического", не позволяет им понять, что при социализме из сферы товарно-денежных отношений исключается только рабочая сила, тогда как все остальные продукты труда остаются товарами. И, естественно, исключается не декларацией об оном, не пропагандистскими заявлениями о построении социализма, а тем, что непосредственный производитель, работник, будучи собственником продукта своего труда получает столько, сколько заработал, а не тот потолок зараплаты, который определили ему в министерских кабинетах или в отделе труда и заработной платы предприятия. Рабочая сила исключается из товарного обращения и тем, что трудовой коллектив предприятия должен иметь право назначать и увольнять директора предприятия, определять величину оплаты труда и направление расходов, а также тем, что рабочий контингент предприятия должен иметь право контроля за аппаратом управления предприятия, территории, и государства. Проводя аналогию с Советским Союзом, можно сказать, что он был бы на деле социалистическим только в том случае, если бы рабочий класс Советского Союза имел бы право контроля за аппаратом производственного и государственного управления, если бы рабочие имели те права, которыми наделяли их законы. И капиталистический характер Советского Союза в этом отношении, определялся как произволом аппарата управления, так и тем, что рабочие не имели никаких прав влиять на принятие решений даже по непосредственно их касающихся вопросам управления и распределения.

Другая не менее крепкая и распространенная догма ненаучного социализма состоит в том, что капиталистическая прибыль переносится в социализм. При капитализме прибыль является стимулом к увеличению производства. И рассматривая социализм, его сторонники не видят лежащего на поверхности стимула к увеличению производства и повышению качества продукции при социализме - зарплату, фонд оплаты труда, а оставляют ту же прибыль, которая, однако, по их представлениям, при "социализме" уже не должна принадлежать частному собственнику, а государству, и обществу. Чтобы придать этому явлению капитализма "социалистический" характер, терминологически прибыль скрывается под другими названиями – "эффективность производства", "полезный эффект", "чистый доход", или под иным названием, но суть остается та же – капиталистическая. И ориентация производства на прибыль сохраняет капитализм и отношения эксплуатации, под каким бы "социалистическим" соусом он не подавался.

А вообще, утверждение типа – "прибыль должна принадлежать" трудящемуся, рабочему, или коллективу, является полностью антимарксистским, да и антинаучным, показывая абсолютное незнание предмета. Не зная сущности прибыли, псевдомарксисты и сторонники буржуазной политэкономии, большей частью путают сущность прибыли с понятием дохода. Прибыль и доход для них одно и то же. Некторые авторы, правда, проводят некую разделительную линию между доходом и прибылью, называя доход, приобретенный только собственным трудом  трудовым доходом, а доход, приобретенный присвоением наемного труда, прибылью. Поэтому можно остановиться на этом термине, повторив в который раз то, что при социализме, ни под какой "социалистической" фразеологией прибыли быть не может, иначе он не будет социализмом.

Здесь недоучившиеся сторонники социализма делают другую общую ошибку – усвоив то, что при капитализме прибыль присваивается капиталистом, физическим лицом, они провозглашают социализмом эксплуататорские отношения государственного капитализма. Для них здесь как для Сталина, все просто и ясно – капиталистов нет, значит социализм. Ведь прибыль отходит государству, а значит, как они думают – всему народу. И стало быть, нет эксплуатации, и все на пути в коммунизм.

Однако, у эксплуататорских отношений две стороны – эксплутатор, и эксплуатируемый. Если на месте физического лица как эксплуататора, окажется государство или коллектив, то для эксплуатируемого, производственные отношения так и остаются эксплуататорскими, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А потому эти эксплуататорские отношения госкапитализма, как и частнособственнического капитализма, можно сохранить только силой, что нам и показывала реальность Советского Союза. Всякую проблему следует рассматривать со всех сторон, а вот эту проблему сущности эксплуатации, капиталистических производственных отношений, и социализма, большинство видят только с одной стороны, однобоко. Они думают, что рабочему надо только сказать, что у нас социализм, при котором эксплуатации нет, и он поверит, что лучше быть не может.

Конкуренция при социализме

Важная проблема, которая не была решена в Советском Союзе – качество продукции. Все противники СССР говорят, что в отсутствии конкуренции не могло быть и речи о каком-то качестве. Но и при капитализме конкуренция не гарантирует высокого качества, о чем мы могли уже убедиться.

На самом деле и в СССР могло бы быть качество товаров не хуже западных, а вся проблема состояла в том, что само руководство государства и производства, поставило уровень качества на последнее место. Как отмечалось выше – для монополии главное – валовой показатель производства. Был у нас хорошая система выработки и контроля за стандартами качества - Госстандарт, который, однако, в наибольшей мере работал только в оборонной промышленности, под военными погонами. Многие стандарты качества превосходили, и даже сейчас превосходят западные стандарты, но как и сейчас, так и тогда, госты не соблюдались и не соблюдаются, притом – исключительно по вине руковдства страной и производством. И единственное, что надо было для повышения качества и соблюдения гостов – это воля. Призвать к ответу бракодела, чтобы он ответил своей зарплатой за плохую работу, такая система была не нужна как советским властям, так и нынешним. Ведь тогда встанет вопрос – а каковы должны быть стандарты управления государством и производством? Вот купил я в июне 2002 года шарошку, такой цилиндр из абразива небольшого диаметра, посаженный на клей на оси из металлического прутка, надо было подточить кое-что. Шарошка эта должна быть сделана так, чтобы при вращении не было биения по осям хвостовика и цилиндра из абразива. Дак мало того, что она бъет как коленчатый вал, - после двух оборотов она вообще соскочила с оправки - клей никуда не годный, оправка утоплена на пару милиметров, что никак не может обеспечить надежного крепления. Я ГОСТа на шарошки не знаю, но уверен, что эта шарошка сделана не по ГОСТу, а лишь бы как. Что тут надо делать?

Демократы мне скажут – вот при рынке хозяин этого завода знает, что быстро обанкротится если будет выпускать некачественную продукцию. А потому только рынок может обеспечить должный уровень качества. Значит, мне предлагается, чтобы я подождал некоторое время, необходимое для того, чтобы потребители сначала познакомились с этим заводом-бракоделом, а затем отказали ему в своих предпочтениях. Сколько на это времени уйдет – никто не скажет, а мои деньги и время уже потеряны, а вернее сказать – украдены. А сколько ещё таких простаков попадется на этом и на другом товаре?

Куда проще, быстрее и дешевле было бы сделать так, как было задумано, но не сделано, в Советском Союзе. Речь идет о системе Госстандарта. Было задумано хорошее дело - выработать стандарты качества, которые должны были бы соблюдать производители. Если эту систему возродить, то тогда не надо ждать, когда конъюнктура рынка сделает свое дело. Выпустил некачественную продукцию, несоответствующую ГОСТу, и если завод государственный - гнать директора в три шеи с обязательной записью в базе данных руководящих работников – не справился с обязанностями. Если предприятие коллективное или частное – штраф, да такой, чтоб впредь неповадно было гнать туфту. Выгнали директора с волчьим билетом несоответствия должности, следующий директор уже будет следить за качеством, а то только и знают что воровать, как раньше, так и сейчас. И всё – никакой тут конкуренции не надо, как в оборонке было – не соответствует стандарту и требованиям, не надо, кушай сам свою туфту. А то только и знали, что пропагандой демонстрировать "борьбу за качество". Ведь система назначения на руководящие должности нам известна – высокий начальник назначает своего человечка, и если тот обделается, то как не посочувствовать своему человечку? Да и на крючке держать можно такого – как только начнет копать под тебя, вытаскиваешь компромат, и конкурент в ауте. В общем – крышуют друг друга, и не только в защите от обманутых потребителей.

Однако, и рынок, и стало быть конкуренция, при социализме не отменяются, поскольку не отменяются товарно-денежные отношения. А потому и эти капиталистические погонялы повышения качества продукции при социализме остаются, особенно в производстве товаров народного потребления, являясь дополнительными объективными мерами повышения качества продукции.

Главный принцип управления

Демократическая пропаганда любит повторять избитую фразу то ли Черчиля, то ли ещё кого – демократия плоха, но лучшего ничего не придумано. И про капиталистические производственные отношения говорится то же самое. В этом утверждении выражается вся сущность экономической некомпетентности как пропагандистов капитализма, так и поддерживающей его интеллигенции. Ведь что имеется в виду – придумать такой общественно-экономический механизм, который бы удовлетворил если бы не всех, то большинство. Псевдомарксисты и примитивные социалисты, идут тем же путем – выдумывают социализм и коммунизм.

Ествественно, в том антинаучном подходе, царящем по сию пору в науке и практике, ничего толкового выдумать нельзя. Поэтому мы и испытываем не себе разрушительные попытки внедрения так называемого "свободного рынка", которого нигде никогда не было, нет, и не будет. Хотя простая житейская мудрость подсказывает – не надо ничего выдумывать, надо просто действовать, отменяя отжившие нормы и правила, и вводя новые, способствующие дальнейшему развитию. И критерием здесь не должны быть какие-то идеологические нормы, а сама практика жизни. То есть, надо действовать так, как подсказывает реальная жизнь.

Ведь что сейчас говорит реальность о необходимости первоочередных мер? Первоочередная задача – убрать из власти банду воров и бандитов. А на деле одна болтовня о механизме "правового государства", где демократическими методами следует бороться против существующей системы воровства, в которой все ветви и уровни власти крышуют друг друга, побратавшись с уголовной преступностью.

Вторая первоочередная мера – организовать систему контроля со стороны народа за аппаратом управления государством и производством. Но никто и никогда из власть имущих, не пойдет на этот шаг, даже понимая его жизненно важную необходимость. Выделение каких-то специальных формирований, навроде государственных органов контроля, формирований законодательной власти в системе буржуазного парламентаризма, неминуемо приведет к преступному сращиванию органой контроля с государственным и производственным аппаратом, а потому действенный и эффективный контроль возможет только со стороны широких масс народа и рабочего класса Аппарат управления по природе своей враждебен народу и рабочим, и потому утверждение действенного контроля за ним, возможно только с помощью силы рабочего класса.

Другой насущной мерой является увязка зарплаты работников аппарата управления с результатами их работы. Нужно ввести жесткую прямую зависимость величины их зарплаты от величины зарплаты рабочих. А пока они творят что хотят, назначая самим себе зарплату без всякого контроля.

Таких и подобных мер можно было бы перечислить достаточно много, главное в другом - практика всегда показывает правильные необходимые меры в управлении и общественном механизме, которые необходимо провести в целях дальнейшего развития. Естественно, с запозданием, когда противоречие проявляется в каких-либо отрицательных явлениях. Но тем не менее, практика всегда верно указывает пути решения общественно-экономических противоречий. Однако, их решение затрагивает интересы власть и собственность имущих, и потому они всегда и везде силой подавляют всякие попытки логически верных решений, и роль официальной науки и интеллигенции сводится в этой ситуации к обыкновенной пропаганде, чтобы убедить народ в том, что другого решения, кроме как предлагаемого властью, быть не может – капитализм, мол, плох, но лучшего ничего не придумано. Никак не желают они видеть то, что сама жизнь показывает необходимость первоочередных мер, форма и сущность которых должна определяться текущим моментом, а не идеологическими догмами любого политического направления.

Трудовые отношения

Стремление трудящихся к свободному от эксплуатации труду объективно, и в истории мы можем найти достаточно много попыток создания социалистических, по сути, производств, где простые рабочие ставили своей целью быть хозяевами. Пока что за такими предприятиями и производствами закрепилось в общем употреблении термин "коллективное предприятие". Толкового профессионального научного исследования о коллективных предприятиях и по опыту коллективного хозяйствования, найти мне не удалось. Во всяком случае – невозможность профессиональных занятий не позволила найти, кроме работы В.Белоцерковского «Самоуправление». Однако, у него очень слаба теоретическая база, неглубока проработка фактического материала, нет анализа неудачного опыта коллективного хозяйствования, анализа деятельности коллективных предприятий на протяжении достаточно длительного времени. Впрочем, эти недостатки вполне оправдываются тем, что и ему приходилось заниматься исследованиями как любителю – в свободное от работы время.

Первые попытки создания коллективных предприятий были предприняты Робертом Оуэном в начале ХIХ века в Англии. Но вернее назвать их следует коммунами, поскольку производственная и социальная жизнь коллектива строилась на уравнительном принципе. Однако, уравнительный принцип жизнеспособен только в условиях диктатуры или полного изобилия. Что такое уравниловка при существовании необходимого труда, мы знаем по практике Советского Союза, в большей степени по Китаю времен "культурной революции", или по нынешней КНДР. Поэтому неудивительно, что коммуны Роберта Оуэна развалились большей частью сами. Тем не менее попытки создания коммун продолжаются до сих пор, но финал у них один - развал. Даже религиозные формы могли удержать уравниловку коммун только на короткое время.

Действенную систему рабочего самоуправления и коллективных форм организации труда в России, можно проследить издавна в артельных промыслах. Артели организовывались на принципах полного самоуправления и самими артельщиками. Все отношения внутри артели определялялись коллективом, и именно этим принципом должны определяться и социалистические трудовые отношения.

В России же, была одна попытка вырвать свободный труд у власть имущих. Во время царствования Екатерины II, забастовавшие рабочие государственной Красносельской бумагоделательной мануфактуры добились, не без помощи императрицы, (немка все же была, наша бы дура солдат послала б, расстрелять бунтовщиков) повышения зарплаты, 20-ти процентной доли в прибыли мануфактуры, выборности непосредственных начальников – старост, и заключения коллективного договора, наверно, самого первого в мире. Однако, система рабочего самоуправления продержалась 20 лет, и ликвидирована была не по желанию рабочих. Кто же из власть имущих не пожелает приватизировать прибыльное государственное предприятие, а потому новый хозяин мануфактуры ликвидировал все завоевания рабочих.

Буржуазная наука и пропаганда относит к коллективным предприятиям кооперативы, и даже акционерную форму собственности. Кооперация, как и акционерная форма, допускает наемный труд, а потому коллективной социалистической формой организации, быть не может. С 1930-х годов на Западе стали появляться истинно социалистические формы коллективных предприятий, однако, и они в большинстве случаев, во всяком случае известных мне, заканчивались разорением или приватизацией.

В дореволюционной России коллективные формы организации труда и производства возникли и в промышленности. Так попалось мне упоминание о колбасном заводе в Самаре. Однако, после Октябрьской революции, несмотря на обещания большевиков, все попытки рабочих взять предприятия в свои руки, пресекались. На все предложения и попытки такого рода, обычно следовал подобный ответ: "…вы сумели производство взять в свои руки, а вы подсчитали, что вы производите, вы знаете связь вашего производства с русским и международным рынком?" (Из выступления Ленина на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 года.) Это все равно, что сказать будущему летчику – вот когда научишься летать, тогда и сядешь за штурвал; или будущему министру – вот когда научишься управлять отраслью, тогда и сядешь в министерское кресло. Как будто можно научиться летать, не летая на самолете, или управлять, не управляя предприятием.

Противники коллективной собственности любят кивать на югославский опыт, как пример неэффективности коллективных предприятий. Зная поверхностный подход нашей и западной науки, я долго пытался найти всестороннее исследование югославского опыта, но так и не нашел. Во всех доступных мне научных источниках, всего лишь описывались тенденции и результаты югославского эксперимента, но нигде не было анализа причин отрицательного результата. Поэтому мне пришлось буквально выкапывать причины отрицательного результата из контекста официальных и неофициальных сведений, и из косвенных и прямых упоминаний частного и официального характера. Общая картина югославского эксперимента обрисовалась такой.

В общем, до эксперимента хозяйственный механизм был такой же, как и в СССР. Предприятиям спускались сверху нормативы выпуска продукции, расходов на производственные нужды, величины зарплат работников, фонда оплаты труда, и т.д. Госкапитализм более неповоротлив, чем частнособственнический, результаты хозяйствования были плачевны, и в 1950 году югославский аппарат провозгласил передачу предприятий "в непосредственное ведение рабочих коллективов" на основе самоуправления. Поначалу все условия были весьма социалистичны, люди поверили, что дали им наконец заработать столько, сколько хотят. Производственные показатели коллективных предприятий стали расти, соответственно, стала расти и зарплата. Но какой же капиталист не преминет урезать зарплату рабочим? И государство стало обдирать трудовые коллективы, увеличивая отчисления в пользу государства. Уже через два года всё стало по прежнему – сверху спускались директивы, регламентирующие порядок производственной и финансовой деятельности, размер фонда оплаты труда, а значит, был установлен потолок зарплаты каждого работника, и т.д. Естественно, коллективная форма организации производства, осталась таковой только по названию, и по сути оставалась прежней, госкапиталистической, и так называемое "самоуправление" стало абсолютно невыгодно. Кто же будет работать хорошо и много, если зарплату постоянно срезают? Известный югославский антикоммунист Милован Джилас, в своем интервью сказал, что самоуправление в Югославии, быстро "стало сектором партийной работы". («Рабочий класс и современный мир» №2 1992 г.) И как мы знаем, все почины в общественной и производственной жизни извращались и сводились к пропагандистской кампании после того, как становились "сектором партийной работы".

Везде и всегда аппарат управления и вкупе с ней интеллигенция, понимают рабочее самоуправление однозначно: управление - коллективу, а доход - государству. Но рабочий хоть и "академиев не кончал", а выгоду свою понимает не хуже академиков и начальников, и естественно, что такое "самоуправление" ни к чему хорошему не привело. Но все противники коллективных предприятий, как у нас, так на Западе, не видя того, что самоуправление в Югославии было только в пропагандистских лозунгах, но не на деле, до сих пор твердят о том, что коллективные предприятия "доказали свою неэффективность".

Это стойкое отрицание коллективных предприятий интеллигенцией не то что не имеет какого-либо обоснования, а более того – имеет четко определенную форму бездумного, неосознанного, то есть, физиологически – безусловного рефлекса. Рефлекс, физиологически, представляет собой безрассудочную реакцию на какой-либо раздражитель. Человек без рассуждения принимает то решение, предпринимает то действие, которое подсказывает ему не рассудок, а инстинкт или его рефлекс. Довелось одно время поговорить с некоторыми директорами предприятий, зашел разговор о передаче предприятий трудовым коллективам, один директор, ни секунды не подумав, говорит мне с железной убежденностью в голосе – если завод отдать рабочим, они растащат его по домам! Я ему – ну, хорошо, растащили, что дальше? Молчит. Я не отстаю – что дальше? Молчит. Жду. Поняв свою ошибку, он нехотя признал, что придется коллективу вновь тащит все на завод, налаживать производство, и фактически, признать, что растаскивать свой завод, рабочие никому не дадут. Но выразился он такими неопределенными терминами и заумными словооборотами, что вполне логически заключил все тем же своим мнением – завод рабочим отдавать нельзя. Не каждый может признать свою ошибку, прямо, без обиняков.

Милован Джилас в своем интервью, опять же на мнение о передаче предприятий коллективам привел слова американского консультанта югославских аппаратчиков во времена "коллективистской" кампании:

"Вы, давая на предприятиях рабочим столько прав, пустили лису сторожить кур. Ибо рабочие заинтересованы в доходах, в оплате, а не заинтересованы в функционировании предприятия." («Рабочий класс и современный мир» №2 1991 г.)

Рефлекторная реакция Джиласа в этом его убеждении видна определенно точно – если бы он обратился к рассуждению, то сразу бы понял, что без нормального функционирования предприятия, доходов не будет. К тому же, где это он видел капиталистов, которые не заинтересованы в доходах, а занимаются своим бизнесом исключительно ради функционирования предприятия, даже если оно не приносит прибыли? Просто смешно – предприятия на то существуют, чтобы получать доход.

Другой директор, находясь под властью интеллигентского рефлекса, в котором рабочее самоуправление предстает в интеллигентском мышлении как перманентный митинг трудового коллектива, на котором работяги только и решают вопросы управления, совершенно не работая, с жаром толковал мне: "Ну что сможет рабочий сделать на моем месте? Развал, хаос!" Я ему говорю – а откуда вы взяли, что на вашем месте будет рабочий? Директор на минуту замолк, понял, что сморозил чепуху – рабочие не глупее него, убытки от неумелого управления терпеть не будут, и потому не поставят, и уж точно не оставят на должности директора работника, без достаточных знаний и опыта. Перевел разговор сразу на другую тему, темп разговора сразу стал спокойным, эмоции в его голосе пропали, поскольку понял он, что рабочие его на лопату и за станок не отправят, так как с его знаниями и опытом, он будет директором и при диктатуре пролетариата, и при капиталистах.

Тем не менее, положительные результаты коллективного хозяйствования нельзя было не заметить, и даже в США в 1974 году Конгресс утвердил государственную программу помощи становлению коллективных предприятий, известную под аббревиатурой ИСОП. Но это определение "коллективное предприятие", многих у нас ввело в заблуждение, поскольку понятие "коллективность" у нас и у них, понимается по разному. У нас коллективность означает, что собственность принадлежит всем, всему коллективу, без определения индивидуальной доли каждого в собственности, тогда как в США в силу традиций, "коллективность" понимается как владение каждым членом коллектива его индивидуальной долей в собственности предприятия. То есть, когда каждый член коллектива имеет индивидальную долю в собственности предприятия, оформленную по закону в акционерной форме. Поэтому "коллективными", предприятия, созданные по программе ИСОП, можно назвать с большой натяжкой. Акционерная форма собственности, предписываемая этой программой, распределение прибыли по капиталу, накладывают ограничения на возможности коллективного труда, однако, даже в этой форме применение программы ИСОП дает на 8-10% более высокие темпы прироста прибыли, чем в аналогичных частных компаниях, где не практикуется привлечение рабочих к собственности и управлению, хотя и взможности рабочих влиять на принятие управленческих решений по этой программе ограничены законодательно.

Главный недостаток программу ИСОП – разделение прав собственника. Провозглашая рабочих собственниками, эта программа не предусматривает реализацию прав собственника, как это было у нас в СССР. Рабочие не имеют права контролировать производственную и финансовую деятельность предприятия, не имеют права выбирать или нанимать руководство предприятия – все это делает специальное формирование госаппарата. Неравенство рабочего и начальника по программе ИСОП сохраняется, поскольку рабочим предоставлено только право совещательного голоса. Принцип голосования также предусмотрен капиталистическим – по величине капитала, по количеству акций, тогда как истинно коллективная собственность, признает только один принцип – один человек, один голос.

Эта капиталистическая американская "коллективность", не могла не проявить себя в деятельности и судьбе предприятий, созданных под эгидой программы ИСОП. Но и многие другие, самостоятельно созданные предприятия, названные коллективными, как у нас, так и за границей, имели те же "родимые пятна" капиталистических отношений в распределении доходов по капиталу, а потому повторяли в своей судьбе одни и те же закономерные превращения в частные предприятия.

В первое время после образования коллективного предприятия, когда все работники полны надежд на справедливое, по их мнению, распределение, когда все ощущают себя более-менее равноправными, не испытав распределения по капиталу, растет производительность труда, повышаются доходы и зарплата. Но поскольку часть доходов собирается в фонде прибыли, которая распределяется обычно после подведения итогов хозяйствования за год, то наступает момент, когда члены коллектива получают свою долю в прибыли. И поскольку принцип распределения прибыли основан на распределении по капиталу, то члены коллектива получают не в соответствии со своим трудовым вкладом, а в соответствии с величиной своей индивидуальной доли в капитале предприятия. Так, один слесарь может работать хорошо и много, а другой хуже и меньше, но получить больше. А потому последстия такого несправедливого распределения предсказать нетрудно.

Нередко возникает такая же ситуация на коллективных предприятиях, но по другой причине. Производственные мощности предприятия не беспредельны, и когда предприятие выходит на максимальную производительность, перед трудовым коллективом встает вопрос – как повысить доход в положении, когда все мощности предприятия загружены под завязку? Естественно - увеличивая производство.

Но увеличение производства может осуществляться двумя путями – в интенсивной форме, и в экстенсивной. Интенсивная форма предполагает увеличение производительности труда, что при всех прочих равных условиях требует сокращения рабочего времени, а значит, часть коллектива становится лишней. И практика перехода на коллективные формы организации труда выявила болезненный для коллективов процесс сокращения численности работников. И при акционерной собственности в этом случае, сокращенная часть коллектива или оставляла у себя свои индивидуальные доли собственности, или, как было предусмотрено уставами большинства предприятий, индивидуальные доли сокращенных работников выкупались предприятием по номиналу, с последующей продажей только членам коллектива. А последующая продажа осуществлялась уже под контролем аппарата управления. Кто-то уходит на другую работу, кто-то на пенсию, кто-то уезжает на другое место жительства, и собственность потихоньку концентрировалась у отдельных лиц из управленческого аппарата. Вдобавок к этому существует множество других условий и способов скупки акций у рабочего коллектива, и в конце концов предприятие оказывалось полностью частным.

Экстенсивная форма увеличения производства предполагает увеличение основного капитала на имеющейся технологической базе. А это означает, что надо принимать новых работников, и тут возникает такая ситуация – если принимать новых работников полноправными членами трудового коллектива, то никто не получает прямой выгоды от этого, кроме усиления устойчивости предприятия на рынке и повышения конкурентноспособности. А если принимать новых работников как наемных, то для трудового коллектива открывается возможность повысить свои доходы за счет эксплуатации чужого труда. Кто же откажется, когда есть возможность получать больше, чем заработал? Тем более, что опыт коллективного хозяйствования на научном уровне не изучался, до сих пор находясь в забвении по причине невыгодности для власть имущих и капиталистов, и трудовые коллективы не имеют представления о последствиях установления тех или иных производственных и трудовых отношений. К тому же весь известный опыт и окружающая действительность показывают только пример капиталистических отношений. Распыленность собственности среди множества владельцев, особенно среди работников предприятия, создает иллюзию коллективной собственности, но только в пропагандистском образе, а не на деле, не в распределении дохода.

Даже получая равную оплату за равный труд, акционеры-рабочие имеют больше, чем наемные рабочие за счет дивидендов и увеличения своей доли в капитале предприятия. Естественно, что на дядю буржуина никто работать хорошо и много не будет, будь он хоть в рабочей спецовке, и на предприятии возникают, мягко говоря, разногласия среди трудового коллектива. Как это получилось на московском вентиляторном заводе, ставшем в 1990 году акционерным предприятием "Мовен". Корреспондент газеты "Известия" М.Крушинский так описывает эту ситуацию: "Я спросил председателя совета акционеров сборщика Михаила Прошина, не возникают ли противоречия между теми, кто больше, кто меньше приобрел акций, или кто их вообще не купил.

- Нельзя сказать, чтобы не возникали. Но подавляющее настроение иное: уравниловка не пройдет! Если кто-то вложил больше средств, его деньги делают больший оборот и приносят предприятию больше прибыли, то он и получит больше. По-моему, это и законно, и справедливо . . ." («Известия» 13 марта 1991 г.) Разногласия заставляют людей увольняться, число акционеров сокращается, а число наемных работников увеличивается, и вот у таких, как председатель совета акционеров Прошин, директор, главбух, и концентрируются акции коллективного предприятия. Он, конечно, со временем, бросит рабочую специальность, и станет каким-нибудь погонялой в аппарате управления, так как сразу видно – этот свой кусок никому не отдаст. (Хотя, мне думается – обнесут его начальники, и обдерут как липку, в заводских управах такие волки сидят – палец в рот не клади и акции не показывай.) Ведь при распределении по труду, сборщик Прошин мог бы получить больше только в том случае, если и работал бы больше. Кем выгоднее быть сборщику Прошину? Конечно акционером, поскольку появляется возможность получать больше, чем заработал. Даже вон теорию приплел – оборот денег приносят прибыль, когда на деле прибыль приносит труд. Так что Маркс прав – бытие определяет сознание, был бы Прошин не акционером, он бы говорил другое.

Активист рабочего движения из Волгограда говорил мне о ситуации у них в городе в 1992 году – "Приходишь на тракторный, там говорят – не надо нас агитировать, оружие давай! Пришел на завод "Баррикада", так там сами рабочие выволокли за проходную и говорят – ещё раз придешь, морду набьем! Завод нефтеперерабатывающий, по бартеру получают заграничные холодильники, телевизоры, видеомагнитофоны, и – в комиссионный магазин, сверх зарплаты такие бабки имеют, им больше ничего и не надо." Работяг с"Баррикады", конечно, тоже оставили с лапшой на ушах, но в то время они с оружием в руках защищали бы демократический режим, который дал им возможность погреться на грабеже народа. Бытие определяет сознание.

Но – в начале коллективизации никто, кроме аппаратных волков, предвидеть всех последствий той или иной формы собственности, не мог. И при советской власти у нас постоянно возникали, причем снизу, из рабочей среды, различные почины коллективной организации труда и производства. Можно вспомнить такие из них, как например, бригадный подряд Серикова, щекинский и злобинский метод, и многие другие, которые под руководством ЦК КПСС, министерств, и ведомств, превратились в пропагандистские кампании. Все они были похоронены аппаратом, поскольку шли вразрез с формой и сущностью госкапитализма. Даже артельную форму организации труда, аппарат управления превратил фактически, в госкапиталистическую. Если, например, артель смещала назначенного сверху председателя, то артели просто не давали фронта работ, и она разваливалась, а на её место ставилась уже сформированная под управлением аппарата новая артель, с нужными для аппарата обязательствами перед государством. Но, несмотря на всё, принцип распределения оставался артельным, поскольку без этого принципа распределения, артель, в её традиционной форме, существовать не может.

Несмотря на различие названий, суть всех починов коллективной формы организации труда при советской власти, сводилась к одной форме – особым соглашением оговаривались сроки и суммы оплаты определенного объема работ, все другие необходимые производственные условия, и государство брало на себя обязательство соблюдать договор подряда, не вмешиваясь в организацию труда и распределение фонда оплаты труда внутри подрядного коллектива, и не снижая установленные размеры оплаты труда.

Однако, торжественное обещание государства не урезать размер оплаты труда при повышении выработки, как всегда оставалось на бумаге. Как только подрядный коллектив выходил на повышенную производительность, государство снижало размер оплаты труда до установленного уровня средней заработной платы. Естественно, люди начинали уходить из таких формирований, и почин благополучно умирал.

Между тем, если бы процесс перехода предприятий на коллективные формы организации, начавшийся в более-менее массовом порядке во времена горбачевской перестройки, не был бы подавлен госаппаратом, то тогдашний кризис производства мог бы быть преодолен всего лишь за один год, и жили бы мы сейчас минимум в три раза лучше, чем до демократии. При тех же неизменных ценах, и зарплата, и величина социального страхования, без каких-либо отрицательных последствий, могли бы повыситься, минимум, в три раза.

Немало, как всегда, при Горбатом было и показухи, когда предприятие даже не в угоду директивам, только провозглашалось арендным и коллективным, иключительно для того, чтобы начальство могло повысить себе оклады, тогда как все остальное оставалось "по-брежневу". Но вот действительная аренда и так называемый хозрасчет, давали такие результаты, которые и не снились официальным теоретикам и "специалистам-практикам" из министерств и ведомств.

Два примера из сельского хозяйства: совхоз "Матвеево-Курганский" на Урале. Убытки всегда и везде. Переход на аренду в 1988 году, и через год 2 миллиона рублей прибыли. (Здесь и далее в старых ценах.) Ещё через год – 4 миллиона прибыли. Выработка на одного работника поднялась в 10 раз! (Здесь терминология как в источнике, вернее будет назвать эту прибыль как нераспределенный чистый доход, поскольку оставался он после всех необходимых отчислений по всем направлениям расходов, в том числе и в фонд оплаты труда.)

Колхоз имени Дзержинского в Дагестане. Тоже одни убытки и существовал только на дотации. Внедрение подряда и хозрасчета, и в 1989 году 2,5 миллиона рублей чистого дохода, производство выросло в два раза, себестоимость продукции снизилась в 3 раза, зарплата выросла в 2 раза по сравнению с общесоюзным уровнем. В 1988 году себестоимость мяса в колхозе была 1 рубль 10 копеек. И в том же году, обращаю особое внимание - Горбачев жаловался на какой-то конференции, что один килограмм мяса обходится государству в 12 рублей, а потому, настаивал он прощупывая почву, надо повысить цены. Вот почему у председателя колхоза имени Дзержинского Магомеда Чартаева себестоимость одного килограмма мяса 1 рубль 10 копеек, а у бывшего заведующего сельскохозяйяственным отделом ЦК КПСС Горбачева – 12 рублей? И думать не надо - надо было просто скинуть Горбатого и поставить вместо него Чартаева, и никакого капитализма не надо было бы.

Не самый впечатляющий пример из строительства, где нередки были повышение показателей в 3-5 раз: трест "Кубаньсантехмонтаж". За год аренды производительность и заработки поднялись в два раза. Перенести хотя бы даже этот опыт на всю страну, и уж за десять-то лет, как минимум, все семьи были бы обеспечены отдельными квартирами, а раз повелись на демократическую лапшу, так теперь и при жизни внуков, отдельное жилье работягам даже не светит.

Также не самый впечатляющий пример из обрабатывающей промышленности: Днепропетровский трубопрокатный завод. За один год аренды производительность и зарплата поднялись на 30%, снизилась себестоимость продукции за счет только экономии ресурсов. Вопреки заверениям "вученых" противников коллективизма в том, что трудовые коллективы "проедают" свои предприятия, коллектив трубопрокатного завода (как и на всех, и я этот аспект отмечаю особо), увеличил в 2 раза капвложения в обновление оборудования, что никак не получалось под руководством министерства и Госплана.

Такими примерами из перестройки можно исписать целую книгу, по всем отраслям производства, был бы толк. Главное, что показала весьма недолгая практика коллективных форм организации труда и производства, они дают более выские результаты при минимуме затрат, чем все известные формы, включая все капиталистические, и отрицать их может только шизофреник, продажный пропагандист, и корыстно заинтересованный в приватизации аппаратчик.

Кроме высоких возможностей коллективных форм организации труда и производства, этот процесс заострил старую проблему производства – некомпетентность многих директоров и министров, а также ничем неоправданную многочисленность аппарата управления. В совхозе "Матвеево-Курганский" из 32 управленцев осталось 8; в тресте "Кубаньсантехмонтаж" аппарат управления сократили на 109 человек. И так на всех предприятиях. Если бы процесс пошел дальше и выше, то сколько бы аппаратчиков, директоров, и министров остались бы без работы? Что же им – в рабочие идти? Нельзя будет жить на взятки, нельзя будет воровать, деньги придется получать не за должность, а за труд. Поэтому процесс перехода на коллективные формы организации труда и производства был подавлен. Кое-где это сделали административным путем, не позволяя уйти на аренду, подряд, и хозрасчет, а остальных подавили экономическими мерами, как это сделали в Югославии.

Строительное управление СМУ-205 московского треста, какого – неважно, так было везде, перешло на аренду. Люди поверили, что позволят им заработать столько, сколько смогут, стали вкалывать, и вместо 160-180 рублей, стали зарабатывать по 500-600 в месяц. Решив не кормить захребетников из вышестоящего треста, постановили коллективом выйти их треста, став самостоятельной организацией. Аппаратчики как всегда ушлые в аппаратных процедурных играх, и трест делает ход конем – весь трест "переходит на аренду", и тем самым юридически, строительное управление СМУ-205 становилось рядовым подразделением единого предприятия, и по закону не могло выйти из строительного треста. Дальнейший ход – трест накручивает отчисления со своих СМУ в свою пользу, и зарплата у трестовских начальников выросла, а у рабочих в СМУ сократилась. Как всегда кстати, здесь и "социалистическое" государство подоспело со своими новыми налогами.

Госаппарат, увидев значительные результаты коллективного хозяйствования, чисто по-капиталистически, стал также накручивать отчисления в пользу государства. Стали множиться предписания и директивы, которые отбирали во все возрастающем масштабе чистый доход коллективов. Академик Абалкин был главным пропагандистом введения "налога на прирост фонда оплаты труда", за что и прозвали этот налог "абалкинским". И вместо 500-600 рублей, стали получать как прежде, 160-180. Естественно, после таких глубоко "навучных" новаций "социалистического" производства, результат может быть только один: "Теперь на стройке перекуры стали длиннее. Точат неизвестность и сомнение. Куда девался тот подъем, тот "кураж", с которым набрасывались на дело? Все из рук валится. Могли бы сдать объект в августе этого года, а теперь думают – во имя чего стараться?" (Газета «Рабочая трибуна» 28 февраля 1990 г.)

С завода подъемно-транспортного оборудования в г.Гороховец в 1988 году министрество снимало 55% чистого дохода, в общем понятии - прибыли. В 1989 году – 62%, а в 1990 году уже 76%. Кому нужно такое "ускорение", "перестройка", и "новое мышление"? Только Горбатому, чтобы закрыть за счет работяг убытки своего бездарного управления. А здесь и демократы подоспели – вот он, коммунизм, кричат, - при капитализме все будут иметь квартиры и машины!

Распределение

Как видим, неудачи коллективных предприятий кроются в двух причинах. Первая – подавление госаппаратом и администрацией предприятий всяких попыток перехода к коллективным формам организации. Директор коллективного автотранспортного предприятия "ЛАКОН" в Питере, рассказал мне, как он боролся чтобы отстоять предприятие от приватизации и оставить его коллективным в бытность Собчака мэром Питера. Еле отстоял, и то мерами на грани фола - Собчак ментов вызывал каждый раз, когда директор появлялся в его приемной, а по другому было нельзя, все бумаги надо было подписывать у Собчака. Большим демократом был Собчак – собственность частным лицам – пожалуйста; а трудовому коллективу – фиг. На Западе так вообще введен запрет со стороны государства на существование социалистических трудовых отношений и распределения на предприятиях. Так в США и Канаде запрещены к регистрации предприятия с неопределенной долей собственности каждого владельца. А на коллективных предприятиях, всё имущество должно быть общим, и только зарплата личная. Если в России, крестьяне-толстовцы могли вести хозяйство на социалистических принципах, то в Канаде им пришлось обманывать государство, регистрируя свои колхозы под вывеской акционерных фермерских хозяйств.

Вторая причина – в отходе от принципа распределения по труду. Научного обоснования распределения по труду до сих пор нет, и потому на практике такое распределение может существовать только в интуитивной, основанной на определенном практическом опыте, методике.

Всякое явление реальности существует в сознании человека и общества, в двух формах – чувственной, или примитивной, и рассудочной. Распределение по труду предполагает одну цель - справедливость. И уравниловка, как принцип распределения, при котором не учитывается трудовой вклад работника, является с этой стороны, образом примитивного, не рассудочного, или чувственного, представления о справедливости в качестве уравниловки. Первый практический опыт распределения по труду, мог поэтому возникнуть только в своей примитивной форме, что мы видим в общественной форме в Советском Союзе, где распределение в достаточно большой мере осуществлялось на уравнительном принципе. И учитывая, что эти представления могут удержаться только на протяжении жизни одного поколения, советская власть, соблюдая уравнительный принцип распределения, и могла продержаться только в среднем 70 лет, на протяжении жизни одного поколения. Отсюда следует, что следующий виток социализма, на новом, более высоком уровне образования, должен предстать в более рассудочном образе справедливости в качестве распределения по труду. И только следующий этап социализма, последний, этап непосредственного перехода к коммунистическим отношениям, будет уже в рассудочном представлении справедливости в качестве распределения по потребностям.

Как показала практика коллективного хозяйствования, первой и основной проблемой встает методика распределения по труду. Теоретических разработок по этой теме нет, кроме любительских, поэтому самостоятельные коллективы вырабатывают свои, или подгоняют к реальности официальные методики. Как бывает в жизни – если теория не дает ответа, то практика методом проб и ошибок вырабатывает правильный ответ. И то, что пока нет универсальной методики определения трудового вклада каждого работника, обусловлено тем, что практика не имела достаточно времени для её отработки. Постоянное подавление государством коллективных форм хозяйствования, монополия госаппарата на информацию, делали невозможным обмен опытом и расширение коллективных форм хозяйствования, без чего отработка универсальной методики определения количества труда невозможна. Ещё не отработанный опыт коллективного хозяйствования умирал, и вновь возникающим формам коллективного хозяйствования приходилось начинать на голом месте, повторяя уже пройденные ошибки и открывая уже известные простейшие формы организации труда и распределения по труду, которые были открыты и применялись ранее.

Пай и трудодень

Простейшая форма определения количества труда применяется издавна в старательских и строительных артелях, и в рыбопромысловых коллективах. Основана она на количестве рабочего времени, наиболее распространенной формой учета которого является пай, который в советских колхозах видоизменился в трудодень. Всем работникам в зависимости от специализации, определяется количество паев. Например, для рабочего – 1 пай; для главного инженера или старпома – 3 пая; для председателя артели или капитана – 5 паев. Чистый доход, или фонд оплаты труда, делится на определенное таким образом количество паев, и каждый получает свою долю. Поскольку в этой методике интенсивность труда не учитывается, то негласный закон артели требует от каждого работать так, как все, с такой же интенсивностью, с какой работают все артельщики. Естественно, эта система распределения отсеивает в трудовой коллектив примерно одинаковых по своим трудовым качествам работников, и применима только там, где спецификой производства наперед задана примерно одинаковая сложность всех операций производства.

Аккордный метод

Объяснение того – откуда и почему появилось этот термин, мне не попадалось, но суть его известна и применяется также с незапамятных времен. Исходит этот метод из характера труда различной сложности, который поэтому сравнить с каким-то определенным критерием нельзя. Процесс производства, если он достаточно продолжителен в масштабе и времени, разбивается на участки по определенным общим признакам. Затем общим соглашением определяется доля, процент, от дохода, которая идет на оплату каждого вида работ. Интенсивность труда здесь обычно не учитывается, если нет необходимости, и потому можно делать работу сколько угодно – зарплата не изменится. При учете интесивности, оплата труда принимает форму известной аккордно-премиальной оплаты, когда интенсивность измеряется степенью досрочного окончания работ.

Коэффициент трудового участия

Во время перестроечной кампании в некоторых трудовых коллективах применялся для определения трудового вклада коэффициент трудового участия. Применялся в первичных рабочих коллективах – биригадах, участках. Методика определения трудового участия состояла в том, что бригада или участок решал по своему усмотрению степень трудового участия каждого члена коллектива. Поскольку каких-либо определенных критериев не существовало, то каждый по своему усмотрению решал этот вопрос Поэтому оценка трудового участия полностью базировалась на субъективном факторе, вследствие чего морально-психологический климат внутри коллектива имел некоторую напряженность. Где бы я ни работал, в одной бригаде и на одном участке всегда находились люди как в дружеских, так и в неприязненных отношениях. Понятно, что отсутствие твердо определенных критериев оценки количества и качества труда, рождает в этих случаях недоверие внутри коллектива, тем более, что и квалификация, и производительность труда, не может быть одинаковой у всех членов трудового коллектива. И по моим наблюдениям, для того, чтобы исключить влияние субъективного фактора, и для улучшения морально-психологического климата, следует все таки исходить из твердо установленной трудовым коллективом методики определения трудового вклада.

 

* * *

 

Конечно, эти простые формы распределения по труду применимы лишь на узких участках производства, где число операций сравнительно невелико. Современное производство с его многообразием специфики труда, требует более гибкую методику определения трудового вклада, которая учитывала бы как интенсивность, так и сложность труда, теоретически – как долю физического, так и долю умственного труда.

Подход к определению количества умственного труда

Однако, выше перечисленные методики определения трудового вклада более всего подходят к труду рабочего. Относительно определения трудового вклада работников умственного труда аппарата управления и инженерно-технических работников, возникают более весомые трудности.

Теоретически, определить количество умственного труда нельзя, поскольку нельзя определить рабочее время, которое ушло на производство продукта умственного труда. Ведь в рабочее время, необходимое для производства продукта умственного труда включается и время, необходимое для получения как базового уровня образования, так и необходимого для данной работы. Исходя из этого, вытекает одно решение – работнику умственного труда следует платить зарплату, равную стоимости его рабочей силы. Но не произведенной стоимости, так как ещё не коммунизм, а стоимость затраченной рабочей силы.

Но и стоимость затраченной умственной рабочей силы определить также нельзя, поскольку нельзя определить рабочее время, необходимое для решения какой-либо производственной или научной задачи. Например, конструктор или инженер может несколько месяцев искать решение задачи, а оно приходит в какой-либо момент на пути с работы, или вообще в каком-нибудь неподходящем месте. Поэтому здесь от практики отталкиваться нельзя, и остается опять обратиться к теоретическим поискам.

Исходя из способа образования стоимости рабочей силы, стоимость умственной рабочей силы также определяется рабочим временем, необходимым для её производства и воспроизводства. И если, например, стоимость рабочей силы неквалифицированного рабочего должна определяться сроком среднего образования, на данный момент - 10 лет, то стоимость рабочей силы специального и средне-технического образования, должна определяться соответствующим сроком образования. То есть, если время производства, рабочей силы со специальным образованием определяется восемью годами школы и тремя годами профессионально-технического училища, то средняя стоимость рабочей силы со специальным образованием, должна быть, допустим, на 20% выше стоимости неквалифицированной рабочей силы.  Стало быть, средняя стоимость умственной рабочей силы со сроком высшего образования в 5 лет, должна быть, допустим, на 50% выше средней стоимости неквалифицированной рабочей силы, и так далее, в соответствии со сроком образования.

Однако, кроме количественного показателя времени образования, есть ещё и качественный показатель уровня образования. Для определенной области применения умственного труда, требуется постоянный и неизменный уровень образования рабочей силы. Специфика умственного труда в этой области определяется установленными правилами, сложность которых не меняется, во всяком случае – на протяжении срока трудовой активности одного поколения, как например, на широком поле делопроизводства, в бухгалтерском учете, или в юриспруденции. Если в данной области, например, в юриспруденции, открывается какое-нибудь новое направление деятельности, то имеющийся контингент работников этой области не овладевает новыми знаниями, требующимися для этой новой области деятельности, а просто формируется новое подразделение в системе юриспруденции, где работают люди новой для юриспруденции специальности. Так с развитием прав собственности на продукты умственного труда, адвокаты, специализирующиеся по гражданским или бракоразводным делам, не приобщаются сразу же и к делам по защите "интеллектуальной собственности", к делам такого рода призваны адвокаты с соответствующей спецификой своего образования. Точно также с появлением преступлений с использованием компьютерных технологий, контингент следователей по уголовным делам не бросился изучать информатику и интернет-технологии, а в системе МВД появилось специальное подразделение, специализирующееся на преступлениях такого рода.

Таким образом, судя по описанной выше практике применения умственного труда определенного неизменного уровня для определенных видов деятельности, следует платить занятым там работникам умственного труда среднюю стоимость рабочей силы. С соответствующей корректировкой в зависимости от объема конкретного труда.

Кроме этой экстенсивной формы умственного труда есть и интенсивная, по иному – область применения творческого труда, которая требует постоянного повышения уровня образования, и постоянного расширения объема знаний. Например, в науке и опытно-конструкторских разработках. Есть также практические области деятельности, где необходимо постоянное повышение образовательного уровня, например, в государственном планировании, системе образования и здравоохранения. В этих областях применения умственного труда, требующих постоянного повышения объема и качества образования, уровень оплаты труда должен быть выше всех. И существовавшая в советское время система оплаты труда по должности и званию, заслуживает здесь внимания и развития, как соответствующая форме и сущности интенсивного потребления умственной рабочей силы.

Единственная проблема, которая возникает в оценке умственного труда – это определение действительного труда, и его симуляции. Издавна в науке, и в других аналогичных областях деятельности, существуют не только отдельные деятели, но и целые институты, которые только симулируют труд, годами не выдавая сколько-нибудь значимых результатов труда. Например, Институт экономики переходного периода под руководством Гайдара. Заходил я на их сайт в Интеренет, ну ничего путевого, и главное – никогда не признают своей никчемности. Все, что надо сделать здесь – это определить действенный метод контроля и оценки не труда, а качества и объема результатов труда, чтобы в соответствии с ними регулярно вычищать имитаторов творческой деятельности.

Но это всего лишь первая попытка определения даже не количества и качества умственного труда, а только подхода в его определении. Во всяком случае, рассмотрения какого-либо иного подхода я не встретил. Здесь ещё надо рассматривать эту проблему более глубоко и всесторонне.

 

* * *

 

Пока же практика коллективного хозяйствования показала одну общую методику определения трудового вклада работников умственного труда. Практически на всех предприятиях пришли к тому, что фонд оплаты труда аппарата управления предприятием и инженерно-технического состава, определяется пропорциональной долей в фонде оплаты труда всего коллектива. В колхозе им. Орджоникидзе трудовой коллектив решил, что аппарату управления отходит 5% чистого дохода колхоза, а остальное – рабочим. Эта система наиболее всего подходит к справедливому определению трудового вклада работников умственного труда, так как не только позволяет держать четкую зависимость зарплаты аппарата управления от результатов его труда, но соответствует теоретическому положению агрегатного повышения стоимости рабочей силы при повышении производительности труда.

Во время перестройки, некоторое распространение получила методика определения количества труда, разработанная П.Е.Ельчаниновым. Кто он такой нигде не было сказано, а как можно понять из различных публикаций, его методика требует достаточно билизкого на деле приближения к истинно коллективной форме хозяйствования. На всех предприятиях, где она была внедрена, сразу начинался стабильный рост всех показателей. Однако, как и всякая любительская разработка, она страдает существенными недостатками, и её применение через некоторое время приводит в известный тупик развития коллективных предприятий, на которых распределение построено на принципах акционерного предприятия. Ельчанинов не избежал подражательства Западу, и всунул в свою методику западный метод распределения по капиталу, сделав нежизнеспособный гибрид из форм распределения по труду и капиталу.

Обновление основного капитала

Проанализировав практику хозяйствования коллективных предприятий, можно увидеть одну тенденцию – трудовые коллективы неохотно идут на развитие основного капитала на более высоком технологическом уровне. То есть, основной капитал обновляется более высокими темпами, чем на государственных предприятиях, но – на уже достигнутом технологическом уровне. Ведь обновление оборудования на новом научно-техническом уровне повышает производительность труда и потому делает часть коллектива лишней. Каждый член коллектива это понимает, и никто уходить с предприятия с высокими заработками не желает. Именно поэтому, скорее всего, обусловлено преобладание акционерной формы собственности на, как их ещё называют – "народных" предприятиях. Акционерам выгодно вкладывать деньги в развитие основного капитала, поскольку увеличиваются дивиденды, незаработанная часть дохода.

Решить эту проблему можно только на государственном и общественном уровне. Освобождаемая часть рабочей силы должна иметь возможность устроиться на работу с не менее благоприятными условиями. А это значит, что государство должно заниматься развитием социалистического сектора экономики. И кроме открытия новых производств и предприятий, есть и другой способ решить проблему занятости освобождаемой рабочей силы, который может быть осуществлен не только на государствнном уровне, но и на уровне предприятий.

Просто так вкладывать деньги в развитие производства никто не будет, естественно, только ради выгоды. Но здесь из-за фиксированной продолжительности рабочего дня от обновления основного капитала получают выгоду только те работники, которые желают зарабатывать больше, даже если придется и работать больше, то есть – первый отряд рабочего класса. Им выгодно повышение производительности труда.

Но второму отряду это не так выгодно, поскольку достигнутый уровень зарплаты удовлетворяет их потребности, и работать больше, чтобы увеличить зарплату, у них большого стремления нет. Поэтому при голосовании на коллективных предприятиях по распределению валового дохода, представители первого отряда в трудовом коллективе голосуют за то, чтобы увеличить ассигнования на обновление оборудования, а представители второго отряда тяготеют к тому, чтобы увеличить фонд оплаты труда, выделяя только необходимую сумму на аммортизацию оборудования. Точно также при акционировании предприятия представители первого отряда стараются купить как можно больше акций, в то время как представители второго отряда обнаруживают меньшее желание, или даже вообще не покупают акции, предпочитая продать свою долю, становясь тем самым наемной рабочей силой.

Чтобы сделать выгодным вкладывать деньги в развитие производства и второму отряду рабочего класса, следует отменить установленные рамки продолжительности рабочего дня и недели. И тогда при повышении производительности труда в результате обновления основного капитала, первый отряд рабочего населения получает возможность повысить заработок не сокращая рабочий день, а второй отряд получает возможность сократить рабочее время при сохранении зарплаты на прежнем уровне, этим самым сохраняется эквивалентность зарплаты обоих отрядов количеству труда.

Другим решением этой проблемы на государственном уровне является косвенная увязка повышения уровня развития основного капитала с величиной пенсионного обеспечения. Пенсионное обеспечение на Западе построено на накопительном принципе, который сейчас внедряется и у нас. В Советском Союзе пенсионное обеспечение было построено на распределительном принципе отчислений из национального дохода рабочего населения, который гораздо более справедлив и выгоден для всех пенсионеров. Единственная проблема была в том, что государство никак не хотело ввести действительно справедливую систему начисления пенсии по результатам трудового вклада работника. Очень многие показатели количества труда не учитывались при начислении пенсии исключительно для того, чтобы сэкономить на пенсионном обеспечении. Но это уже недостаток капиталистического государства, а не распределительной системы пенсионного обеспечения. Если отказаться от страхового пенсионного обеспечения и вернуться к советскому, исправив его недостатки, то при повышении производительности труда будут повышаться и отчисления в пенсионный фонд, а значит и пенсии. И этот принцип делает выгодным развитие основного капитала не только для первого отряда, но и для второго отряда рабочего населения, поскольку вкладывая сейчас, каждый получит повышение дохода в будущем. Но это решение возможно опять же только на государственном уровне, и причем, только тогда, когда власть возьмут в свои руки рабочие, поскольку как и весь этот "демократический" режим, так и новые системы пенсионного и медицинского обслуживания, построены власть имущими только для себя.

Существование распределительной системы в пенсионном и медицинском обслуживании требовало только соответствующей структуры распределения в министерствах. Простое перечисление денег из одной структуры в другую не требовало больших затрат и больших ресурсов рабочей силы. То есть, деньги шли из одного пункта напрямую в другой пункт назначения. Но введение накопительных систем в этих сферах требует образования соответствующих структур. И теперь уже на пути перечисления денег врастает третий пункт, в котором аккумулируются деньги, и в котором определяются пути их расходования и оборота. То есть, создается совершенно лишняя структура, сидящая на обороте денег, и понятно, что нужна она только для этой самой структуры, для того, чтобы ещё один отряд интеллигенции смог пристроиться на кормление стоимостью, созданной трудом рабочего населения. Соответствующая пропаганда в средствах массовой информации убедила массу лохов в том, что эта система оборота средств социально-медицинского страхования самая лучшая. И теперь работяги у меня на работе ломают головы – как найти тысячу-полторы баксов на лечение. Жалуются, но что поделаешь – сами хотели капитализма, вот и кушайте.

САМОУПРАВЛЕНИЕ

Как показала практика, самоуправление на коллективных предприятиях не возникает сразу в своей наиболее эффективной форме, когда каждый работник предприятия в меру своих знаний и возможностей участвует в управлении, а как и всякое общественное явление развивается со своего начального примитивного уровня. И то, что самоуправление, показав свою эффективность на предприятиях, не показало всех своих возможностей в общественном масштабе, обусловлено политикой подавления самоуправления аппаратом государственного и производственного управления.

Разделение труда на нынешнем этапе преодолеть нельзя, и потому среднему рабочему не до того, чтобы после восьмичасовой смены ломать голову над управлением производством. Если зарплата повышается, то мало кто из рабочих интересуется управлением. Только потом, когда возможности повышения заработка за счет повышения интенсивности труда исчерпаны, рабочие начинают искать возможности повышения заработка за счет повышения производительности труда. То есть, за счет усовершенствования процесса производства на видимом ему, сообразно образовательного уровня, пространстве производства, включаясь тем самым, в процесс управления. Так что в общей своей массе, участие рабочих в управлении предприятием осуществляется на управленческом уровне рабочего места. И ни один из директоров коллективных предприятий, с которыми мне доводилось разговаривать, не жаловался мне, что рабочие лезли со своими неправильными указаниями к директору. Я на этот счет основательно копал в настоящем, и в истории, и не нашел ни одного примера, когда коллективы предприятий, став хозяевами, разваливали производство, везде и всегда отрицательные результаты хозяйствования были следствием противодействия государственного, производственного, и партийного аппарата. Ни один коллектив, став хозяином, не сделал с производством того, что было сделано под руководством наших демократов.

На современном этапе развития производительных сил, как показывает практика и теория, участие рабочих в управлении может сводиться только к контролю за производством и управлением. Из истории мы знаем систему рабочего контроля, которая возникла до Октября 1917 года, и которая была уничтожена Сталиным. Произвол аппарата управления заставил даже Брежнева ввести систему так называемого "Народного контроля". Но созданный под руководством госаппарата, и им же определенный круг задач и полномочий, не мог сделать из "Народного контроля" действенную систему противодействия бюрократизму и произволу государственного и партийного аппарата.

Горбачев тоже решил опереться на народ, и постановил образовать на предприятиях Советы трудовых коллективов, которые по замыслу должны были выполнять функцию контроля за аппаратом управления. Но опять же по своей аппаратной сущности только провозгласил на бумаге, но не на деле – Советы трудовых коллективов по закону имели только право совещательного голоса, и потому не имели никакого значения. Естественно, то Советы трудовых коллективов превратились, как и брежневский народный контроль, в одно из подразделений аппарата управления.

И из нашей истории, и из настоящего момента, каждый может выделить то общественное явление, которое аппарат управления боится больше всего. Аппарат не боится ни социалистических революций, ни капиталистических, не боится ни Сталина, ни Путина. Аппарат управления боится контроля, и потому все попытки установления контроля, аппарат управления подавлял и подавляет не останавливаясь ни перед чем. Как раньше, так и теперь, в ход идут все средства и методы, вплоть до убийств активистов, а потому попытки контроля до сих пор остаются уделом отчаянных смельчаков-одиночек.

Таким образом, как показала практика и мои любительские изыскания, рабочие на коллективных предприятиях нигде и никогда не принимали участия в формировании аппарата управления предприятием. В выборах или назначении директора, рабочие зачастую имели решающее слово, а далее уже сам директор, а более того - аппарат управления, избавлялись от лишних управленцев и налаживали процесс производства. Бюрократизм улетучивался сразу, и аппарат управления становился тем, кем и должен быть – организатором производства и обращения. Без какого-либо вмешательства рабочих, и все потому, что зарплата управленцев была поставлена в прямую зависимость от зарплаты рабочих. Ни разу я не встретил, ни на изученной мною практике, ни в печатных источниках, чтобы рабочие решали какие-либ оконкретные проблемы управления предприятием, или инженерно-технического обеспечения.

 

На этом данное исследование завершено. Сетевая версия дана в недостаточно глубоком рассмотрении, на что есть свои причины. Если предоставится возможность издания на бумаге, книгой, то изложение будет более полным. Критические замечания прошу присыласть на указанный почтовый ящик, который будет периодически меняться, поскольку спам периодически делает невозможным его использование.

 

Статьи других авторов

На главную